Загадочные исчезновения - Амброз Бирс Страница 28

IV

В Обэне есть старое, заброшенное кладбище. Оно находится почти в самом центре городка, и по всей округе самый изощренный ум не найдет места более мрачного и угрюмого, даже страшного, особенно в ночную пору. Унылое зрелище: могильные ограды частью повалены и сломаны, частью отсутствуют вовсе.

Многие могилы провалились и края оплыли, сквозь другие проросли сосны и теперь их сильные молодые корни вершат жуткий грех. Надгробья повалились и треснули, поросли ежевикой, решетки большей частью отсутствуют, и теперь коровы и свиньи гуляют, где им заблагорассудится; словом, место это – позор для живых, оскорбление мертвым и хула Господу.

Волею случая я оказался в этом прискорбном месте поздним вечером того дня, когда, в затмении рассудка, принял решение расстаться с тем, что мне так дорого. Свет ущербной луны призрачным сиянием проникал сквозь кроны деревьев, рассыпался причудливыми бликами и пятнами, то раскрывая свои зловещие тайны, то до поры хороня их в темных закоулках. Я медленно шел по аллее кладбища, когда внезапно сквозь причудливую игру теней заметил невдалеке абрис чьей-то фигуры – это был доктор Дорримо. Я стоял в тени, сжав кулаки и стиснув зубы в попытке сдержать себя и не выскочить из своего убежища и не вцепиться ему в горло. Минуту спустя появилась вторая фигура и слилась с ним в объятии. Это была Маргарет Коррей!

He могу внятно объяснить, что произошло следом. Помню, я выскочил из своего убежища, охваченный жаждой убийства. И больше не помню ничего. Меня нашли утром следующего дня: я лежал на одной из могильных плит, в изорванной и окровавленной одежде, на горле отпечатались следы душивших меня рук. Меня доставили в гостиницу, где я провел несколько дней без сознания в жестокой лихорадке. Сам я ничего не помнил и знаю об этом с чужих слов. Вспоминаю, что когда я пришел в себя, то первым делом послал за портье.

– Миссис Коррей и ее дочь еще здесь? – спросил я.

– Простите, какое имя вы назвали?

– Коррей.

– Никого с такой фамилией среди наших постояльцев нет и не было, – ответил он.

– Прекратите молоть чепуху, – произнес я резко. – Вы же видите, что я уже пришел в себя и вполне здоров. Скажите мне правду.

– Даю вам слово, – отвечал он. Голос его звенел искренностью. – У нас нет и не было клиентов с этой фамилией.

Его слова ошеломили меня. Несколько минут я лежал неподвижно и не мог произнести ни слова. Наконец я спросил:

– Где сейчас находится доктор Дорримо?

– В то утро, когда вас нашли, он съехал. С тех пор я ничего о нем не слышал, да, жестоко он поступил с вами…

V

Таковы факты в том виде, в каком они мне известны. Маргарет Коррей теперь моя жена. Она никогда не была в Обэне, и на протяжении тех нескольких печальных недель, что длилась вся эта история и которые так ярко запечатлелись в моем сознании, она жила дома в Окленде, погруженная в мечтания о том, где ее любимый, и тревожилась, почему он не пишет.

Не так давно мне в руки попалась балтиморская газета «Сан», и в ней я наткнулся на заметку следующего содержания:

«Профессор Валентин Дорримо, гипнотизер, вчера вечером собрал внушительную аудиторию. Проведя большую часть своей жизни Индии, он продемонстрировал свои силы и удивительные возможности, гипнотизируя любого, кто дал согласие на эксперимент. При этом, чтобы достичь результата, ему достаточно было всего лишь взглянуть на человека. По меньшей мере дважды он прибегал к массовому гипнозу, гипнотизируя всю аудиторию (за исключением наших корреспондентов, естественно) и вызывая у них удивительные видения.

Особенной ценностью его выступления было то, что все проводимые им эксперименты основаны на методике знаменитых индийских йогов, о которых мы так много наслышаны из уст путешественников.

Профессор заявил, что главной особенностью их искусства, которое он досконально изучил, является отсутствие какой бы то ни было мистики; гипноз – вот что главное. Они погружают человека в состояние гипнотического сна и внушают ему все то, что он видит и слышит. Его утверждение, что достаточно восприимчивый индивидуум может быть ввергнут во власть нереального на недели, месяцы и даже годы и жить, ведомый и направляемый иллюзиями и галлюцинациями, внушаемыми ему время от времени, не может, конечно, не тревожить самым серьезным образом».