Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон Страница 28

Его голос успокаивал. Эли почувствовала к нему привязанность, как к родному человеку.

— Ты будешь хорошей женой. Моему сыну повезло, что детей ему родит такая красавица.

— Да.

Эли не посмела бы ответить отрицательно. Ее воспитание и вся предыдущая жизнь были дорогой к одному моменту времени — к этому. И она должна смиренно принять уготованную судьбу.

Агроном встал и отошел к стене, на которой висела картина с изображение Богини, держащей маленького Кипариса на руках. Поклонился.

— Подойти.

Она повиновалась.

— Ты знаешь почему мы не носим одежд?

— Потому что наши тела принадлежат Богине, — Эли оставила в конце вопросительную нотку, чтобы не казаться ему ровней в толковании веры.

— Тело — бренная оболочка, данная нам ею во испытание. Прятать от взора Богини чрева и помысли — самый страшный грех. Мы должны быть всегда открыты для нее. Греховной плоти — дорога в вечный океан мук, а праведной — в Оазис.

Он читает ее мысли, ужаснулась Эли, знает секреты. Она совершила столько грехов…

— Богиня видит все. Очистись.

И тут она неконтролируемо разрыдалась.

— Я просто хотела, чтобы папа выздоровел… — сквозь слезы выговорила она. — Я не хотела говорить ему свое имя. Простите меня. Простите…

Агроном глубоко и удовлетворенно вздохнул.

— До апокалипсиса люди не жили по заповедям. Демонам стало тесно в недрах их пустых душ, вот они и выбрались наружу. Богиня обрушила на землю темную воду, чтобы истребить их. Ее праведные владения сомкнулись до маленького островка, на котором остались истинные ее последователи. Мы избраны ее милостью, нести миру слово божье, любовь, веру. Только мы можем возродить человеческую цивилизацию, и я покажу как это сделать. Богиня говорит сейчас с тобой моими устами. Помни, все, кто снаружи все еще одержимы демонами. Они алчные, злые, их мысли порочны, ты никогда не должна иметь с ними дел.

— Не буду.

— Знаю, моя девочка. Знаю…

Эли почувствовала на спине прикосновение холодной ладони. Тело покрылось пупырышками.

— Инкубы, как зараза цепляются к неокрепшим душам и не отпускают, пока не высосут все соки. Твои мысли были черны, поэтому инкубы уже в тебе, я чувствую их присутствие.

Его рука медленно спускалась по спине вниз. Агроном встал позади нее, второй рукой заставил ее нагнуться.

От сковавшего ужаса Эли задержала дыхание и зажмурилась.

— Если их не изгнать, ты не сможешь пройти жатву. Богиня проклянет тебя. Ты никогда не увидишь маму и папу.

Пальцы Агронома вошли в нее. Эли закричала, его вторая рука сомкнула ей замком рот.

— Слушай мой голос. Слушай… Демоны, покиньте ее тело! Повелеваю вам, отродья, именем Богини… Ты чувствуешь, как они исходят из тебя? Чувствуешь, моя девочка… Я наставлю тебя на путь истинный, ты будешь делать, как я скажу, будешь слушать только мой голос…

От ужасающей боли Эли совершенно потеряла ориентиры. В голове что — то взорвалось, ноги подкосились. Ледяные пальцы выходили из нее и погружались вновь, и все это ускорялось, доставляя ей немыслимые страдания. В какой — то момент боль стала настолько невыносимой, что Эли резко попыталась вырваться. Агроном удержал ее.

Она случайно прикоснулась к его мужскому корню. Тот был твердый и пульсировал. Агроном испустил истошный визг, и на пол упали капли вязкой прозрачной жидкости.

Его хватка ослабла. Эли вырвалась и отбежала. Ноги дрожали, по внутренним поверхностям бедер текла теплая кровь.

— Что… вы… сделали…, — произнесла она слова по слогам.

— Я изгнал инкубов. Вот доказательство, — он продемонстрировал окровавленные пальцы. — Теперь ты полностью готова к жатве.

Агроном выглядел довольным и уставшим, на его лице растягивалась удовлетворенная улыбка.

Следующие минуты прошли как в тумане. Эли сломя голову бежала, сама не осознавая куда. Чувствовала себя искупавшейся в чане с испражнениями. От одной мысли о произошедшем тошнило и выворачивало наизнанку.

Стук в туалетную дверь вывел ее из прострации.

— Петруша! Ты здесь? — голос Душицы.

— Уйдите…

— Сталкеры приехали.

Эли поднялась на дрожащие ноги. Кровь по ним уже не струилась — засохла, появились синяки, боль в животе стала тупой — отдавала в ребра и спину.

— Гэтсби… Слава Богине.

* * *

— И все же, что с ним? — спросил Кобальт.

— Я бы сказал, у него признаки обезвоживания средней тяжести, — ответил доктор Горский. — Бледность, эластичность кожных покровов нарушена, давление ниже нормы. Все это, плюс сильный испуг и послужили причиной потери сознания.

— Он два дня получал детскую норму. Когда его привезли из убежища не похоже, что страдал жаждой. Откуда взяться обезвоживанию?

Горский пожал плечами.

— Я лор, если ты не забыл, а не физиолог. Возможно, его организму требуется больше воды, чем сверстникам. Такое бывает, особенно в сильную жару.

Локус лежал на больничной койке с закрытыми глазами. К нему подключен аппарат, показывающий сердцебиение и насыщаемость крови кислородом. Горский страшно гордился аппаратом, пылинки с него сдувал.

— И что теперь будет?

Горский задумчиво почесал короткую бородку, сказал:

— Прокапаю электролитным раствором, и будет как новенький.

— Позови, когда проснется, хочу с ним поговорить.

— Как прикажешь.

Обнаруженное Локусом гнездо с двумя сотнями готовых вылупиться со дня на день яиц облили бензином и сожгли. Несколько групп до самого утра методично прочесывали этаж за этажом в поиске других гнезд, но ничего не нашли. Искали и место проникновения — проверили подвалы и крыши, все наружные двери, но и здесь ждало разочарование — никаких следов. Тварь будто с неба свалилась.

Если бы Кобальт не заметил слегка приоткрытую дверь в закрытую зону, тварь сожрала бы мальчика. Вскоре сотни детенышей превратились бы в свору злобных и голодных убийц, для которых человек — ароматный кусок мяса, не более того. Напади они под покровом ночи, и к утру не осталось бы ни одной живой души.

Выходит, Локус спас Мид.

Батя отчитывал дозорных:

— Как беременная самка крысоеда смогла проскользнуть мимо постов, пробраться через жилую зону, отложить яйца, и никто ничего не видел? Как? Ответьте кто — нибудь!

На утреннем сборе обычно присутствует не больше десятка человек — те, кому заступать в дозор в ближайшие сутки. Однако сейчас зал забился до отказа. Люди нервничали и ждали вразумительного объяснения.

— Может, они научились ползать по стенам, — предположил Фонарь.