Заклятие дома с химерами - Эдвард Кэри Страница 26

— Виктория Холлест, неужели? — сказал дядя рассеянно.

— Да, — сказал я. — Больше мне нечего сказать, за исключением того факта, что он произносил кое-что еще, кроме своего имени. Он спрашивал о ком-то по имени Маргарет. Я совершенно уверен, что слышал это. Если хочешь, я могу пойти и послушать еще раз.

— Клод-обормот! — сказал дядя с жаром. — Ты должен был сразу мне об этом сказать. Дай-ка мне взглянуть на твой Предмет.

Такое случалось раз или два в год, и дядюшка Аливер ясно давал понять, что ему это не нравится — для предметов рождения существовали свои доктора. Я вынул свою затычку и положил на его ладонь. Цепочка натянулась. Он достал из кармана увеличительное стекло и внимательно осмотрел ее. Затем дядя Аливер отложил лупу, достал пинцет и перевернул затычку вверх ногами.

— Вдохни, — сказал он.

Я послушался.

— Теперь выдохни.

Я вновь выполнил его указание.

Он слегка постучал по затычке пальцами. Я очень забеспокоился.

— Что-то не так с моим Джеймсом Генри? — спросил я.

— Не думаю. Но, похоже, тебе нужно увидеться кое с кем еще.

Он вернул мне мою затычку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, дядя.

— Я хочу услышать то, что слышишь в доме ты, Клод.

Говорящий дом

Мы поднялись по мраморной лестнице и спустились по железной. Мы заходили в маленькие чуланы и большие залы, пытаясь найти дверную ручку по имени Элис Хиггс, хотя совершенно не представляли, где ее искать. Мы пытались услышать ее имя в общей какофонии дома. Как же разобрать его среди всего этого грохота? Дом говорил, болтал, шептал, ревел, пел, выводил трели, каркал, трещал, плевался, хихикал, хлопал, тяжело вздыхал, трубил и стонал. Голоса были молодыми — высокими и полными жизни, старческими — надтреснутыми и дрожащими, женскими, мужскими — их было множество, и ни один из них не принадлежал человеку. Это все были предметы говорящего дома — карниз для штор, птичья клетка, пресс-папье, чернильница, половица, балясина перил, абажур, шнурок колокольчика, чайный поднос, расческа, дверь, тумбочка, пиала, помазок, гильотина для сигар, гриб для штопанья, половик, ковер. Я нашел говорящую дверную ручку, но это была ручка из уитбийского гагата, которая вела в Траурную комнату — туда, где мыли и обряжали умерших Айрмонгеров. Изначально эта комната была частью дома гробовщика из Уайтчепела. Ручка произносила имя Марджори Кларк. Мы наведались и к Виктории Холлест — туда, где я вчера встречался с Пайналиппи. Теперь там был только диван, который действительно спрашивал шепотом:

— Где Маргарет?

— Это все? — спросил Аливер.

— Да, дядя. И еще: «Виктория Холлест». Эти четыре слова.

— В таком случае, полагаю, последующие Сидения должны быть отложены. Я бы сказал, что нам следует заменить диван на другой, но на нем сидели уже более сотни лет. К тому же у нас нет никаких доказательств, кроме твоих слов.

И мы продолжили наши поиски. Мы даже вошли в дверь с надписью «ЭФА» (рядом имелась другая, с надписью «ОДОМ»). Мы использовали Айрмонгерские варианты имен несчастной пары, изгнанной из Эдемского сада, для обозначения того, куда должны входить женщины, а куда — мужчины. По правде говоря, классы для девочек не сильно отличались от тех, что были с одомской стороны, не считая того, что другие предметы произносили другие слова. В классе, предназначенном для старших учениц, я заметил Пайналиппи, смотревшую на меня странным взглядом. Другие девочки таращились то на нее, то на меня. Именно там случилось второе происшествие. Дядя шепотом поговорил с классной дамой, после чего она велела всем замолчать. Я прошелся по классу, внимательно прислушиваясь, но ничего не услышал. Я так бы и ушел ни с чем, если бы, встав на колени у парты кузины Тиби, не расслышал сквозь легкий шум ее чехла для грелки (Эми Эйкен) фарфоровую чернильницу по имени Джеремайя Харрис, которая, помимо своего имени, говорила:

— Я был бы очень обязан.

Дядя спросил меня, уверен ли я в этом на сто процентов. Я был уверен.

— Полагаю, ничего серьезного, — сказал дядя классной даме. — Но вам нужно отослать эту чернильницу вниз, предварительно наклеив на нее ярлык.

Ощущая на себе взгляды кузин, я чувствовал себя очень важным, пока не услышал бормотание кузины Хоррит: «Вот и отослали бы его вместе с ней».

Хоррит считалась самой красивой из кузин-Айрмонгеров. Ее шумный предмет рождения звали Валери Бортвик, но я не знал, чем конкретно он был. В следующем месяце Хоррит должна была выйти за Муркуса.

Мы продолжили свой путь. В длинной галерее, по которой мы шли, я заметил выбивалку, которая, помимо своего имени (Эстер Флеминг), произносила слово «коклюш». А в огромной дедушкиной столовой стоял графин по имени Александр Фитцджеральд, который говорил: «Я бы предпочел этого не делать». Но Элис Хиггс нигде не было слышно. И мы так и не спустились на подвальный этаж, где жили и работали слуги. Туда, где была Люси Пеннант. Наконец дядюшка Аливер сказал, что мы можем остановиться. Мы сели на мраморные ступени главной лестницы у площадки, с одной стороны которой торчал бабушкин полусонный швейцар, а с другой был вход в комнаты прадедушки.

— Что происходит с предметами, дядя? — спросил я.

— Не знаю, Клод. Возможно, нам нужно обратиться за помощью. Как ты себя чувствуешь? Я не слишком тебя утомил?

— Нет, сэр.

— Спасибо тебе, Клод.

И тогда я почувствовал, насколько устал за этот напряженный день от всех этих предметов, издававших совершенно незнакомые звуки.

Вздохнув, дядюшка Аливер заговорил снова:

— Клод, твой дедушка просил меня о тебе позаботиться.

— Дедушка? — спросил я. — Дедушка упоминал обо мне?

— Да, Клод, он часто говорит о тебе. Когда я осматриваю его, он всегда спрашивает: «А скажи-ка мне, Аливер, как сейчас дела у нашего Клода? У нас на него большие надежды».

— Правда? — спросил я. — Он правда так говорил? Я не видел дедушку уже больше года. Хотя я, конечно же, слышу, как приезжает и уезжает его поезд. А бабушка не собирается со мной видеться. Она сказала, что может пригласить меня летом, но кто знает, как все сложится? Я всегда думал, что дедушка любит меня больше, чем бабушка.

— Он не забыл о тебе. На днях он спросил меня: «Думаю, Клод скоро должен получить брюки?» Я сказал, что да. А твой дедушка ответил: «Я должен увидеться с ним до этого».

— Дедушка хочет увидеться со мной? Он на самом деле сказал так? — Дедушка посещал меня лишь во сне, и тогда я просыпался в поту.

— Да, Клод, на самом деле. Твой случай особый. Ты слышишь Предметы, а значит, нам нужно быть осторожными с тобой. Ты должен быть в безопасности, пока дедушка не откроет свои планы насчет тебя.

— Дедушка… — прошептал я. — Когда я увижусь с ним? Но я ведь не пойду к нему один, правда? Ты ведь пойдешь со мной, дядя Аливер?