Кровавый гимн - Энн Райс Страница 24

По улицам Французского квартала нам приходилось буквально тащить Мону за собой. Она влюблялась во все подряд: в цвета, которыми отливали пятна бензина в лужах, в экзотичную мебель в витринах магазина Хервица Минца, в облезлые позолоченные стулья и громоздкие фортепиано, выставленные в антикварном магазине, в грузовики на стоянках, изрыгающие белые клубы дыма из устремленных вверх выхлопных труб, в смертных, весело спешивших по узким тротуарам, держа на руках очаровательных карапузов… И даже в чернокожего старика, который играл за милостыню на тенор-саксофоне и которого мы щедро вознаградили, и в уличного торговца, у которого Моне теперь незачем было покупать хот-дог – разве только затем, чтобы полюбоваться им, понюхать и выбросить в урну. Именно это она и сделала…

Естественно, мы привлекали всеобщее внимание, но отнюдь не по причине нашей вампирской внешности. Просто Квинн был выше любого попадавшегося нам навстречу смертного и, наверное, раза в четыре красивее. Мона то и дело вырывалась от нас и мчалась вперед с развевающимися за спиной волосами, а потом возвращалась обратно. Неспешно совершавшие свой вечерний моцион люди, слава богу, расступались и пропускали ее, словно она была небесным посланцем.

Она кружилась в танце, щелкала пальцами, отбивала ритм каблуками, как танцоры фламенко, накидка в перьях взлетала к небу, оседала, волочилась хвостом и снова взлетала. Мона радостно вскрикивала, увидев свое отражение в витрине магазина, и стрелой убегала в какой-нибудь проулок. В конце концов мы схватили ее и взяли под жесткую опеку, заявив, что больше не отпустим.

Когда мы добрались до дома, я дал моим смертным охранникам две сотни долларов, чему они несказанно обрадовались. Но когда мы шли по подъездной дорожке, Мона ускользнула от нас с Квинном.

Мы не поняли, что произошло, пока не оказались в саду на заднем дворе. Я только собрался выразить свой восторг по поводу фонтана с херувимами и чудесных тропических растений, цветущих возле заветных кирпичных стен, как вдруг почувствовал, что ее нет рядом.

Надо сказать, на такой трюк мало кто способен. Пусть я не имел возможности читать мысли этой крошки, но, поверьте, чутье у меня просто божественное.

– Мы должны ее найти! – воскликнул Квинн, охваченный жаждой спасения.

– Не мели чепухи, – возразил я. – Ей известно, где мы.

Она хочет побыть одна. Оставь ее. Пошли. Поднимемся наверх. Я вымотался. Мне следовало бы тоже найти себе подходящую жертву, но сейчас нет настроения, а это очень плохо. Мне надо отдохнуть.

– Ты серьезно? – спросил Квинн, поднимаясь вслед за мной по металлической лестнице. – А что, если она попадет в какой-нибудь переплет?

– Не попадет. Она знает, что делает. Поверь мне. Мне нужен отдых. Я не кокетничаю, братишка. Обряд Тьмы отнял у меня много сил, а я забыл, что нужно подкрепиться. Я очень устал.

– Ты действительно считаешь, что с ней все в порядке? – не унимался Квинн. – Мне и в голову не пришло, что ты устал. Я должен был подумать об этом. Пойду поищу ее.

– Нет, иди за мной.

В квартире никого не было. Никаких гостей из иных миров. И никаких привидений.

В задней комнате днем успели прибраться и вытереть пыль. Я чувствовал аромат духов приходящей уборщицы и все еще витающий в воздухе запах ее крови. Конечно, я и краем глаза не видел эту женщину. Приходила она при дневном свете, но выполняла свою работу достаточно хорошо, так что я не скупился на вознаграждение. Я любил раздавать деньги. Мне они теперь были ни к чему. Я оставил на столе сто долларов для этой женщины.

«Сколько здесь столов, – подумал я. – Их слишком много. В каждой спальне по маленькому столику. Зачем они нам?»

Квинн побывал в этой квартире лишь однажды и при весьма печальных обстоятельствах, а теперь его вдруг очаровали поистине божественные полотна импрессионистов. Я же на секунду остановился перед новым, немного мрачноватым Гогеном. Это было мое последнее приобретение, его доставили всего несколькими днями ранее. Квинн тоже застыл перед ним.

Потом я, по обыкновению, направился прямиком в главную гостиную, окна которой выходили на улицу, а по пути заглянул в каждую спальню, чтобы лишний раз убедиться в отсутствии непрошеных гостей. В доме было слишком много мебели и книг, а вот картин недостаточно… В холле следовало бы повесить произведения Эмиля Нольде. Как бы мне раздобыть немецких экспрессионистов?

– И все-таки, думаю, мне следует поискать ее, – сказал Квинн.

Он шел за мной, с благоговением касался попадавшихся на пути предметов и думал о Моне, без сомнения, отслеживая каждый ее шаг.

Главная гостиная. Фортепиано. Теперь фортепиано там не было. Мне следовало распорядиться, чтобы его купили. Кажется, мы видели фортепиано в витрине антикварного магазина. Я вдруг почувствовал острое желание сесть за инструмент и продемонстрировать вампирский дар терзать клавиши. Меня продолжала преследовать музыка Бартока, а образ двух мрачных танцоров усиливал ее влияние.

– Я думаю, мне следует поискать ее, – повторил Квинн.

– Послушай, я не любитель рассуждать на тему полов. – Я плюхнулся в свое любимое бархатное кресло и закинул ногу на стоящий возле стола стул. – Но ты должен понимать, что сейчас она познает ту свободу, которую мы, мужчины, не одобряем. Она бесстрашно разгуливает в темноте и получает от этого удовольствие. И возможно, повторяю, это только возможно, она хочет отведать немного человеческой крови. Мона хочет рискнуть.

– Она как магнит, – прошептал Квинн, стоя возле окна. Его рука осторожно потянула за шнур. – Она не подозревает, что я за ней слежу. Она не так уж далеко отсюда и не спешит действовать. Я слышу ее мысли. Она идет слишком быстро. Кто-нибудь обязательно заметит…

– Что тебя мучает, братишка? – спросил я. – Ты зол на меня за то, что я совершил над ней Обряд? Тебе жаль, что все так получилось?

Квинн резко обернулся, словно я дернул его за руку, и посмотрел на меня:

– Нет.

Он отошел от окна и тяжело опустился в кресло в дальнем углу, по диагонали от меня. Казалось, он не знает, куда деть свои длинные ноги.

– Если бы ты не пришел, я бы сам попытался, – признался он. – Я не смог бы наблюдать, как она умирает. По крайней мере, я так думаю. Но ты прав, Лестат, мне больно. Ты не должен бросать нас, Лестат. А почему возле дома охрана?

– Разве я говорил, что собираюсь бросить вас? – постарался успокоить его я. – Охрану я нанял после визита Стирлинга. О, это совсем не значит, будто я считаю, что сюда может заявиться кто-то из Таламаски. Но если Стирлинг смог сюда проникнуть, найдется еще кто-нибудь, кто сможет.