Запах смерти - Александр Лидин Страница 24

– Хорошо, – мрачно согласился Колдун.

– Нам нужно куда-нибудь пойти, переговорить…

– Видите ли, я шел домой…

Викториан в плане «опозданий с работы» был человеком пунктуальным, старался лишний раз не вызывать подозрений в семье.

– Зайдем куда-нибудь, поговорим. Я не займу у вас слишком много времени.

– Ладно… Но мне сначала нужно позвонить.

Отыскав ближайший работающий автомат, что само по себе уже было чудом, Виктор позвонил домой, сообщив, что задерживается, а Жаждущий тем временем, поставив сумку на землю, с интересом изучал надписи на заборе напротив. Многие из них были достаточно остроумны и столь же непристойны.

Потом они дошли до какого-то кафе, где были столики на двоих и, заказав кофе и коньяк, долго молча сидели, разглядывая друг друга. Они изучали друг друга с интересом и недоверием.

– Итак, – наконец прервал затянувшееся молчание Викториан, – объяснитесь, пожалуйста.

– Я уверен, что вы обладаете некими… э… силами, – неуверенно начал Жаждущий. То, что он сейчас говорил, ему самому казалось полной бессмыслицей. На мгновение у него возникло ощущение, что он зря морочит голову незнакомому человеку.

– И? – Викториан не хотел ни соглашаться, ни опровергать подобное заявление. И то, и другое никогда сделать не поздно.

– Видите ли, мне нужна помощь.

Викториан внимательно посмотрел на собеседника.

– Помощь?

– Скажем так… я страдаю неким недугом, назовем это – наркотическим пристрастием, и хотел бы вылечиться.

– А я здесь при чем? Для этого есть медицина.

– Мое пристрастие несколько необычно.

Некоторое время они молчали. Викториан успел дважды отхлебнуть из своей рюмки. Он не пил коньяк, лишь смачивал язык, пробуя на вкус темную, жгучую жидкость. А мысли его неслись по кругу: «Интересно, кто этот молодой человек на самом деле? Что он имеет в виду под недугом? Какое-то мрачное проявление Искусства?»

– Это связано со смертью?

Жаждущий тяжело вздохнул.

– Да.

«Маньяк, ищущий покаяния», – усмехнулся про себя Викториан.

– И что вы хотите от меня?

Молодой человек замялся.

– Понимаете, я раньше во все это не верил… Ну там, в разные колдовские силы, – видно было, что говорить ему тяжело. Определенно, он боялся сойти за сумасшедшего – это было написано на его лице. – Один человек…– сбивчиво продолжал Жаждущий. – Один человек сделал для меня амулет. Он думал, что я страдаю от какого-то сексуального порока. И что удивительно, амулет работал. Когда выяснилось, что мне нужно нечто другое, он сделал для меня Ведьмин компас, и я пообещал, что если найду вас, и вы окажетесь колдуном, то я познакомлю вас с ним.

«Колдун – что за глупое слово», – подумал Викториан, но тут же одернул себя. Колдун – он и есть. Человек, общающийся с Древними богами – существами, нашедшими покой где-то между миром реальности и тем, что с полной уверенностью можно назвать Адом; человек, творящий заклятия, пусть даже в современной науке им можно найти некое шаткое объяснение; человек, торгующий плотью и чувствами своих соплеменников; человек, общающийся с душами умерших – как его можно назвать иначе? Колдун! Некромант! Посвященный Искусства!

Поглощенный этими размышлениями, Викториан потерял нить разговора, и когда Жаждущий, замолчав, уставился на него в ожидании ответа на какой-то вопрос, Викториан попросил повторить.

– Я спросил: сможете ли вы мне помочь?

– Извините. Вам придется еще раз повторить свой рассказ, я задумался…

– Издеваетесь?

– Нет.

– Одного раза было вполне достаточно.

– Я, молодой человек, не шучу и не издеваюсь. Это не в моих привычках…

Оба замолчали и некоторое время смотрели друг на друга. Викториан властным взглядом человека, которому подчиняются даже маршруты движения светил в небе, Жаждущий – взглядом отчаявшегося, припертого к стенке человека.

– Итак?

Жаждущий молчал.

– Скольких ты убил? – спокойно, словно речь шла о прогулках в Летнем саду, спросил Викториан.

– Многих.

– Ты жаждешь приобщиться к Искусству?

– При чем тут искусство!

– Я говорю об Искусстве Древних.

– Мне не нужно никакого искусства. Я не знаю никаких Древних. Я убиваю людей! Когда они умирают, я чувствую Запах. Запах, понимаете вы! – Жаждущий не говорил, он почти кричал. – Я, словно наркоман, хочу вдыхать его снова и снова!

Люди за соседними столиками стали поворачиваться в их сторону. Викториан цыкнул на своего собеседника:

– Тише!

Тогда Жаждущий заговорил шепотом, но его тон оставался таким же напряженным. Это можно было назвать едва слышным криком:

– Понимаете, я хочу от этого избавиться! Я хочу стать нормальным человеком!

– Что ты имеешь в виду под нормальным человеком? Если ты – человек Искусства, ты должен идти по Пути Искусства.

– Мне наплевать на то, что вы плетете о каком-то искусстве! Я не знаю, что вы подразумеваете под искусством, и знать не хочу. Я хочу вылечиться, – тут Жаждущий сломался. Он закрыл лицо руками, чтобы скрыть слезы. – Я устал от смерти. Устал…

Их разговор напоминал беседу учителя-философа с глупым учеником. Ученик бил себя в грудь, клялся во всех смертных грехах из-за того, что не выполнил домашнее задание, а учитель успокаивал его, понимая, что в мире есть вещи намного более важные, чем какая-то домашняя работа.

– Но, убивая, ты же чувствуешь себя Господом Богом. Убивая, ты отправляешь субстанцию души человека в иной мир, причащаешься к Искусству. Почему ты хочешь от этого отказаться?

Жаждущий откачнулся от Викториана. В этом человеке взошли те же ростки, что он пытался затоптать в себе. Жаждущий не мог всего толком объяснить, но, глядя на Викториана, слушая его речь, он начинал ощущать свое родство с ним, словно встретил давно потерянного брата.

– Вы тоже… убийца?

– Я не использую это слово. Оно слишком экстравагантно. Я всего лишь мелкий слуга Древних. А ты, по-моему, ступив на тропу Искусства, из трусости и юношеского максимализма пытаешься свернуть в сторону.

– Не из трусости! – с пылом возразил Жаждущий. – Есть девушка. Я люблю ее. Я не хочу ее убивать. Не хочу!

– Ты прав. Искусству чужда любовь. Похоть, а не любовь нужна Древним. Но твои собственные желания значения не имеют. Коснувшись Высшего Знания, ты должен отречься от человеческих норм морали. Что значит убить? Жизнь человека в этом мире чересчур мучительна. А жизнь человека, принадлежащего безликой массе, – обществу и вовсе ничего не стоит. Тут, как ни печально, Ницше был совершенно прав. Можно торговать эмоциями людей, человеческим мясом, но жизнь отдельного человека ничего не стоит. Она никому не нужна, слишком она непрочна и недолговечна. Незнание того, что происходит после смерти, пугает людей, заставляет продлевать агонию, именуемую жизнью.