Много шума из-за одного покойника - Шарлин Харрис Страница 24

Я протянула ему завязанный узелком носовой платок, чисто-белый, с тиснеными полосками разной ширины по краям. Игрушечный пистолетик и наручники неровно выпирали из него.

— Вы расскажете мне? — спросил Фридрих.

Я очень коротко и, надеюсь, бесстрастно описала ему утреннее происшествие у Дринкуотеров.

— Как же так? Кто-то пробрался в дом и вы не стали звонить в полицию? Пусть даже вы сами не пострадали, но ведь неизвестный мог что-нибудь украсть у Мэла и Хелен!

— Я не сомневаюсь в том, что он ничего не украл. Я знаю в их доме все вещи наперечет — ничего не пропало. Не было никаких следов обыска, все осталось на своих местах, ящики тоже не выдвигали.

— Вы предполагаете, что эти вещи подбросил человек, который знает о той истории в Мемфисе?

— А разве это не логичное предположение? Я знаю, что вы в курсе. Вы рассказывали кому-нибудь?

— Нет. Я не уполномочен так поступать. Пару дней назад я звонил в полицейское управление Мемфиса. Я уже говорил, что сам вспомнил ваше имя — стоило лишь напрячь память. Честно говоря, я тогда удивился, что вы не сменили его.

— Имя как имя. Зачем мне его менять?

— Чтобы другие не узнавали вас по нему и не приставали с обсуждениями того случая.

— Какое-то время я подумывала об этом, — подтвердила я. — Но у меня и так достаточно много отняли. Я решила сохранить хотя бы имя. К тому же… это было бы равносильно признанию в непонятном преступлении.

Я смерила Фридриха многозначительным взглядом, дающим понять, что комментарии здесь излишни. Он призадумался и стал молча прихлебывать чай.

Я меж тем задалась вопросом, знал ли Пардон правду о моем прошлом. Он ни единым словом не намекнул мне об этом, но подобные персонажи любят докапываться до всего, распоряжаться сиюминутным спокойствием тех, кто находится рядом. Если бы Пардон что-то пронюхал, то не преминул бы уведомить меня об этом, просто не сдержался бы.

— Из полиции Мемфиса вам прислали какой-то документ, что-то на бумаге? — спросила я.

— Да, — подтвердил Фридрих. — Они отправили мне материалы вашего дела по факсу.

Он сунул руку в карман и спросил разрешения закурить трубку.

— Нет, — ответила я. — А где вы оставили этот факс?

— Вы считаете, что кто-то из нашего участка разносит слухи? Вы сами никому здесь не рассказывали о той истории?

— Никому, — солгала я. — Тот, кто подбросил эти игрушки на лестницу к Дринкуотерам, знает, что меня изнасиловали, и при каких обстоятельствах. Поэтому мое мнение таково: информация просочилась из вашего ведомства.

Клод Фридрих посмурнел и сразу стал казаться внушительнее, суровее, огромнее.

— Лили, может, кто-то прознал про это сразу, как вы приехали в Шекспир. Просто раньше ему хватало такта не обнаруживать свою осведомленность.

— Значит, теперь он с бухты-барахты утратил весь свой такт, — не выдержала я. — Вам пора. У меня еще тренировка.

Фридрих ушел, забрав платок и пистолетик с наручниками. Я же была только рада избавиться от них.

Обычно я не хожу на тренировку вечером по четвергам, особенно если уже ездила в клуб утром. Но этот длинный день скопил во мне столько страха и гнева, присовокупив к ним тупую усталость от каждодневной работы, что мне требовалось стряхнуть с плеч напряжение. Боксерская груша сегодня меня не привлекала — мне хотелось тяжестей.

Я натянула ярко-розовые эластичные шорты, спортивный бюстгальтер, поверх него футболку в цветочек, схватила сумку для тренировок и поехала в «Телу время». Маршалл по четвергам не работает, и мне не придется испытывать моральные страдания от его тщетных попыток свыкнуться с новым знанием насчет меня.

Деррик, чернокожий студент колледжа, замещавший Маршалла по вечерам, небрежно помахал мне. Стол с регистрационным журналом находился у главного входа слева. Я задержалась на минутку, чтобы отметиться, а затем направилась к силовым тренажерам, на ходу расстегивая на сумке «молнию». В зале тренировались всего двое, оба — опытные культуристы. Они работали над икрами и четырехглавыми мышцами, оккупировав ножной пресс. Я знала их только в лицо, кивнув мне в ответ, они тут же опять занялись своим делом. В других помещениях свет был погашен — в кабинете Маршалла никого, дверь в зал аэробики и карате заперта.

После разминки я для разогрева немного поработала с легким весом, потом надела перчатки для поднятия тяжестей, с обрезанными пальцами и с подбивкой на ладонях, как следует затянула их и застегнула на «липучки».

— Подстраховать? — спросил Деррик после трех периодов.

Я кивнула. Я уже отработала двадцать, тридцать и сорок фунтов и теперь сняла со стойки гантели на пятьдесят. Устроившись на скамейке, я легла в правильное положение, увидев над собой Деррика, выверила позицию. Я удерживала гантели параллельно полу на уровне плеч, затем понемногу подняла руки, пока гантели не встретились над моей головой.

— Хорошо, Лили! — ободрил меня Деррик.

Я опустила руки с гантелями, снова подняла, стараясь не сбиться с уровня. Пот тек по моему лицу — я наслаждалась.

Шестая попытка подъема далась с большим трудом. Деррик обхватил мои запястья и помог самую малость, чтобы довести движение до конца.

— Ну же, Лили, еще чуть-чуть, — шепнул он. — Не сдавайся.

Я одолела седьмой подъем. Положив пятидесятифунтовые гантели обратно на подставку, я взяла другие, на пятьдесят пять, снова легла на скамейку и с огромным усилием подняла руки с утяжелителями. Истина, известная всем спортсменам, состоит в том, что первая попытка — самая трудная. Однако собственный опыт подсказывал мне, что если начало не задастся, то и последующие подъемы потребуют недюжинной выносливости. Деррик поддерживал запястья, а когда освобождал их, мои руки опускались сами собой. Я выжала пятьдесят пять фунтов шесть раз, ощерив зубы в сосредоточенном напряжении.

— Еще раз, — выдохнула я, чувствуя, как по жилам предательски растекается изнеможение.

Я так сконцентрировалась на последней попытке, что только когда гантели победно застыли над головой, обратила внимание на пальцы, обхватившие мои запястья. Они были не черные, а цвета слоновой кости.

Я удерживала вес до тех пор, пока не ощутила внезапной слабости в руках, и быстро предупредила:

— Вниз!

Маршалл немедленно отступил от скамейки, и я опустила гантели, не стала просто бросать их с такой высоты. Я аккуратно развела руки, расслабленно раскинула их и только тогда разжала пальцы, но гантели не раскатились, упав на резиновый мат.

Я села, оседлав скамейку. Удовольствие от тренировки затмевало даже мою обеспокоенность от встречи с Маршаллом — первой после нашей исповедальной беседы с ним. Он был одет так, словно пришел на работу, — в спортивную майку и брюки крикливой раскраски из той специальной коллекции, которую клиенты могут заказать себе через клуб.