Час ведьмовства - Энн Райс Страница 24

В качестве окончательной специализации он выбрал историю,поскольку хорошо знал этот предмет и без труда мог писать по нему курсовые исдавать экзамены. Существовала и еще одна причина такого выбора. Майкл пришел квыводу, что, как бы он ни стремился, воплотить в жизнь давнюю мечту – статьархитектором – ему не суждено. Камнем преткновения стала математика – при всех егостараниях она не позволит набрать необходимое количество баллов для поступленияв Архитектурную школу, где после университета нужно учиться еще четыре года. Ктому же Майкл любил историю – эта наука занималась вопросами развития обществаи позволяла взглянуть на мир как бы со стороны, чтобы понять закономерности егоустройства и функционирования. А именно это интересовало Майкла с самогодетства.

Синтез, теория, обзор событий и обобщение выводов – все этодавалось Майклу на удивление легко. Перспектива стать историком приносилаумиротворение душе, поскольку мир, в котором он жил прежде, в корне отличалсяот того, что он видел вокруг себя в Калифорнии. Больше всего ему нравилосьчитать добротно написанные книги о городах и эпохах – их авторы описывали людейи события исходя из понятий и представлений тех эпох, о которых шла речь,рассматривали происходящее с учетом современных конкретным фактам социальных итехнических достижений, классовых битв, литературы, искусства.

Майкл испытывал нечто большее, чем удовлетворение. Однакоденьги, полученные по отцовской страховке и за продажу дома в Новом Орлеане,были на исходе, и Майкл нашел себе работу: стал помощником плотника,реставрировавшего в Сан-Франциско прекрасные здания Викторианской эпохи. Онтрудился неполный день и вновь, как когда-то, начал штудировать книги поархитектуре.

К моменту получения Майклом степени бакалавра его прежниедрузья по Новому Орлеану вряд ли смогли бы его узнать. Телосложением онпо-прежнему походил на футболиста, а плотницкое ремесло помогало поддерживатьотличную форму: плечи стали еще более мощными, а грудная клетка раздалась вширьи окрепла. Прежними оставались лишь темные вьющиеся волосы, большие голубыеглаза и россыпь веснушек на щеках. Но теперь при чтении он надевал очки в темнойоправе и предпочитал носить свитер крупной вязки и твидовый пиджак соспециальными заплатами на локтях, из правого кармана которого выглядывалатрубка – еще одна приобретенная им новая привычка.

В двадцать один год он одинаково свободно чувствовал себя,когда забивал гвозди в деревянные стропила дома и когда лихорадочно стучалдвумя пальцами по клавишам пишущей машинки, печатая курсовую работу подназванием «Преследование колдовства в Германии в XVII веке».

Через два месяца после начала работы над дипломом Майклначал параллельно готовиться к сдаче экзаменов на подрядчика. К тому времени онуже освоил малярное дело, познакомился с тонкостями работы штукатура и умелправильно уложить черепицу на крыше. Ему были под силу все виды реставрационныхработ любой сложности, какие только могли входить в будущие заказы.

Глубоко скрытая неуверенность, внутреннее ощущениенезащищенности не позволили Майклу бросить занятия в университете. Однако кмоменту окончания учебы он уже твердо знал, что никакой кабинетный труд, скольбы напряженным и интересным он ни был, не сможет принести ему такоеудовлетворение, как возможность делать что-то своими руками, работать на свежемвоздухе, лазать по лестницам, стучать молотком… Никакие кабинетные изыскания неспособны заменить приятную физическую усталость во всем теле под конец рабочегодня и прекрасные здания, которые он реставрировал.

Майклу доставляло неизмеримое удовольствие видеть результатысвоего труда: отремонтированные крыши и лестницы, сияющие блеском полы, ещенедавно казавшиеся безвозвратно утраченными. Ему нравилось шкурить и лакироватьизящные старые столбы винтовых лестниц, балюстрады и дверные коробки. Всегдаготовый познавать новое, он учился у каждого рабочего, с которым доводилосьвместе трудиться, а иногда удивлял архитекторов, делая для себя копии чертежей,чтобы потом детально их изучить. И при всей своей загруженности Майкл успевалпрочитывать или хотя бы просматривать огромную массу книг, журналов и каталоговпо реставрации и по Викторианской эпохе.

Любовь Майкла к домам была сродни любви моряков к своимкораблям – иногда казалось, что они представляют для него гораздо большуюценность, чем люди. После работы он часто в одиночестве бродил по комнатам,которым подарил новую жизнь, и с нежностью трогал подоконники, медные ручки ировную штукатурку стен, словно ведя с ними неспешную беседу.

Через два года Майкл получил звание магистра истории. Но ещераньше он сдал экзамены на подрядчика и основал собственную компанию. Этисобытия в его жизни совпали по времени со студенческими беспорядками вуниверситетских городках Америки. Молодежь активно протестовала против войны воВьетнаме и еще более активно употребляла галлюциногенные наркотическиепрепараты, ставшие поголовным увлечением юных обитателей сан-францисского Хейт-Эшбери.

Мир «детей цветов» – хиппи, мир политических революций итрансформации личности через наркотики никогда особо серьезно не трогал Майкла,оставался чуждым и не до конца понятным ему. Да, он танцевал в «Авалоне» подмузыку «Роллинг Стоунз», пробовал курить «травку», постоянно жег ароматическиепалочки. Да, он крутил пластинки с записями Бисмиллы Кан и Рави Шанкара. Ондаже ходил с одной своей молоденькой подружкой на «Погружение» – многолюдноесборище в парке Голден-Гейт, где Тимоти Лири призывал новообращенных«настроиться, включиться и выпасть из реальности». Но все это вызывало у неголишь сдержанное любопытство.

Майкл-историк не мог поддаться на раздававшуюся со всехсторон пустопорожнюю, а зачастую и глупую революционную риторику. Он только посмеивалсявтихомолку над доморощенным марксизмом своих друзей, которые, похоже, саминичего не знали о человеке труда. А видя, как мощные галлюциногены разрушаютдушевное спокойствие, а иногда и вовсе лишают разума тех, кого он любил, Майклприходил в ужас.

Однако стремление понять происходящее и в этом случаепозволило ему кое-чему научиться. Галлюциногены провоцировали у людей сильнуютягу к цвету и узору, к восточной музыке и восточной эстетике, и, конечно же,Майкл не мог избежать такого влияния. Впоследствии он утверждал, что переворотв сознании, вызванный «великими шестидесятыми», благотворно сказался на каждомжителе страны. Реставрация старых домов, возведение величественных общественныхзданий в окружении цветников и парков и даже строительство современных торговыхцентров с мраморными полами, фонтанами и клумбами – все это напрямую былосвязано с теми поворотными годами, когда хиппи Хейт-Эшбери развешивали веткипапоротника в окнах своих квартир и украшали убогую мебель красочнымииндийскими покрывалами, когда девушки вплетали цветы в свои длинные волосы, аюноши сменили унылые деловые костюмы на яркие рубашки и отрастили кудри доплеч.