Не/много магии - Александра Давыдова Страница 23

— И карамельки, как назло, кончились, — пробормотала она.

В ответ дверь скрипнула и приоткрылась.

Тут Ира одновременно возликовала и преисполнилась подозрительности. Часть ее рвалась немедленно отправиться на исследование четвертой палубы. А что? Отличное обоснование для непребывания на открытом воздухе. Можно оправдаться перед собой: иду, мол, просто на поводу у любопытства и ничуть не боюсь птиц! Другая половина Иры беззвучно вопила, что ничего хорошего в темных коридорах не бывает, и что вороны, по правде говоря, вовсе не такие уж и грозные существа… Торопливо, чтобы не передумать, она достала из кармана телефон, включила фонарик и толкнула дверь посильнее.

Открывшийся вид ничем не напоминал служебные помещения. Пятно света выхватило деревянные двери кают, многоярусные светильники на потолке, ковровую дорожку и темные квадраты картин на стенах.

— Ух ты! — Ира шагнула вперед. Дверь за стеной тихо закрылась. Задвижка медленно повернулась на несколько оборотов, но девушка этого не заметила. Она шла вслед за лучом фонарика, в котором плясали разбуженные пылинки. Поворот, еще поворот, и стены коридора разошлись в стороны.

— Так вот почему закрыто, — пробормотала Ира. Слова тихим гулом отразились от стен, вернулись, обхватили голову шелестом и шепотами… девушка тряхнула головой.

Она вышла в центральный холл. Стойка информации пустовала, и лифты не работали. Вход в один был заколочен досками крест-накрест, двери второго покосились и кривились полуоткрытой черной ухмылкой — для того, чтобы разогнать темноту в шахте, луч фонарика был слишком слаб.

На стене между лифтами висела огромная картина. Ира прищурилась, пытаясь разглядеть ее в подробностях. Тот же портрет, что и на третьей палубе — принцесса Мария, именем которой, собственно, и назван паром. Вот только на том портрете у принцессы в уголках губ пряталась улыбка, запястья обхватывали светлые кружева в тон платью и…

Ира вскрикнула и выронила телефон. Он с глухим звуком упал на ковер, но фонарик не погас — продолжал светить прямо на портрет, излишне отчетливо вытаскивая из темноты кроваво-глянцевый подол платья, искаженное от муки лицо и капающие с нижнего края рамы красные капли.

Кап. Кап. Кап.

Кар. Кар. Кар, — послышалось Ире, она охнула, подхватила с пола телефон и побежала обратно. Коридор повернул раз, другой, третий. Дверь на лестницу пропала.

Зато впереди показался тусклый серый свет.

Ира выбежала к широкому панорамному окну с видом на палубу. Там по-прежнему толпились пьяные туристы. Небо потемнело и нахмурилось, и начала чувствоваться качка. Волны глухо толкали огромный бок парома и отдавались дрожью в ногах. Двери на палубу не было. Но снаружи, совсем близко к стеклу, проходил официант из бара.

— Эй! — крикнула Ира и стукнула кулачком по раме. — Эй! Как мне выйти?

Она была готова выглядеть глупо и получить выговор за то, что зашла, куда не следует. Лишь бы выбраться отсюда. Из коридора за спиной полз чернильный холод. Он мелкими коготками вцеплялся в плечи и тянул обратно.

— Расс-с-с-смотри, расс-с-смотри, что с ней случилось, — шептал холод. — Рас-с-скажи, что случилось с тобой.

Темные двери кают медленно открывались и оттуда выглядывали призраки с вытянутыми бесстрастными лицами и пустыми глазами. Учуяв Иру, они растягивали полупрозрачные губы в улыбках, кривили лица и щурились.

— Э-эй! — Ира завизжала, стуча уже ногой по стеклу.

Снаружи ее не слышали. Все так же тянули пиво, смеялись и показывали друг другу на сиренево-алый закат. Мимо прошествовала, обнявшись, давешняя парочка. Парень все продолжал учить подругу жизни. Та продолжала влюбленно смотреть на него.

— …А ведь Титаник можно было спасти, — Ира слышала звук голоса, но он искажался и звучал с жестяными нотками, будто неживой. — Если бы спасательных шлюпок было достаточно…

— Эй! — пленница с размаху ударила кулаком в стекло, всхлипнула и согнулась, прижимая к животу разбитые костяшки. — Вы издеваетесь, что ли?

— Нет, — раздалось у нее за спиной. — Ты же сама пришла.

Ира повернулась, не поднимая глаз. Увидела босые ноги, мятый подол платья, безвольно висящую кисть руки в обрамлении кружев.

— Вот твой самолетик. Возьмешь?

Ира сглотнула, вздернула подбородок и сквозь слезы посмотрела на комок блестящей бумаги на полупрозрачной ладони. Закашлялась и почувствовала, как одно за другим выламываются из грудины ребра, выплескивая наружу липкий ужас, разворачивают пока живую Иру в плоский человеческий лист, который еще немного — и станет самолетиком.

Снаружи у стекла огромная черная ворона медленно склоняла голову то на одну сторону, то на другую, поблескивая бессмысленными глазами-бусинами.

…

У другого борта парома, на верхней палубе бригада медиков погрузила тело девушки на носилки. Понесли вдоль борта к запасной лестнице, разгоняя любопытную толпу — народ, как всегда, жаждал зрелищ.

— Несчастный случай, — бормотал дежурный врач в рацию. — Сердце. Время смерти — семь двадцать, на подходе к Кронштадту. Реанимация не удалась.

— Пар-р-р-ромы всегда ходят по двое, — проскрипела им вслед черная птица, поднялась в воздух и, заложив крутой вираж, полетела назад, навстречу сестре — «Принцессе Анастасии».