Вампир. История лорда Байрона - Том Холланд Страница 23

Я боялся и в то же время предвкушал встречу с ним. Тем не менее, когда я спустился в комнату с куполом, где был вчера, я обнаружил там лишь ждавшую меня прислужницу. Она протянула мне записку, в которой говорилось: «Мой дорогой лорд Байрон, вы должны простить меня, но сегодня я не смогу составить вам компанию. Прошу вас, примите мои искренние извинения, неотложные дела требуют моего вмешательства. Мой замок — в вашем распоряжении. Надеюсь увидеться с вами вечером». Подписана записка была на арабском.

Я поинтересовался у служанки, куда отправился паша, но она задрожала так сильно, что, должно быть, потеряла дар речи. Тогда я спросил о Гайдэ, а потом о Флетчере и Висцилии, однако она была столь напугана, что даже не поняла меня, так что все мои расспросы оказались тщетными. Чтобы не мучить ее, я махнул рукой и послал ее накрывать на стол, а когда позавтракал, то и вовсе отпустил ее, оставшись в одиночестве.

Я подумал о том, чем бы мне заняться или, скорее, чем мне здесь позволено заниматься. Меня все больше и больше беспокоило исчезновение моих спутников, отсутствие же Гайдэ порождало во мне еще более мрачные мысли. Я решил обследовать замок, который показался мне столь огромным прошлой ночью, думая, что, может быть, мне удастся обнаружить какие-либо следы. Я покинул купольный зал и вступил в длинный сводчатый коридор. То там, то тут на всем его протяжении все новые арки открывали все новые коридоры по разные стороны, и в конце концов этих ответвлений стало столько, что, казалось, конца им не будет и выбраться мне из этого лабиринта уже не удастся. Многочисленные жаровни, стоявшие вдоль стен, освещали проходы длинными языками пламени, которое, впрочем, совсем не давало тепла, а лишь излучало тусклый свет. Воображение мое разыгралось, я думал о колоссальной тяжести перекрытий, нависших надо мной, а мерцающий полумрак самого лабиринта внушал мне мысли, что я навеки замурован в каком-то громадном склепе. Я крикнул, эхо моего голоса затерялось в отдающем плесенью воздухе. Я кричал снова и снова, поскольку, хотя я и был единственным узником этой тюрьмы, меня не покидало чувство, что со всех сторон за мной следят немигающие глаза. Столпы некоторых арок были выполнены в виде статуй, очень древних, в их формах хотя и узнавалась греческая традиция, лица их, те, что сохранились, внушали необычайный ужас. Я остановился у одной из скульптур, пытаясь разобраться, чем было вызвано это ощущение страха, ведь в ликах статуй не было ничего особенного — ни гротеска, ни оскала чудовища, — но тем не менее, рассматривая их, я чувствовал, что меня тошнит от отвращения. Внезапно я понял, что дело было в безликости и в то же время в безнадежном вожделении, в выражениях столь мастерски сделанных лиц, и сразу же я подумал о слуге паши, о существе в черном, который приходил в мои покои этой ночью. Я оглянулся вокруг. В темных углах мне начали мерещиться другие такие же твари, которые наблюдали за мной мертвыми глазами. В какой-то момент я даже ощутил их присутствие и закричал, и мне показалось, что я увидел, как некое существо проскользнуло в глубь коридора, но, когда я попробовал пойти следом за ним через арку, я ничего не обнаружил, кроме факелов и каменных стен.

Свет становился все ярче, и, по мере того как я продвигался по проходам, каменная кладка начала мерцать будто позолоченная. Я осмотрел стены и увидел, что они покрыты византийской мозаикой, хотя и облупившейся от старости. Глаза святых были выбиты, так что взгляд их был так же мертв, как и у статуй. Обнаженная Мадонна, вцепившаяся в Христа, — улыбка младенца излучала коварство и злобу, а лик Девы был настолько соблазнителен, что мне стоило большого труда уверить себя, что это всего лишь изображение на стене. Я отвернулся, но что-то заставило меня снова посмотреть туда, на эту улыбку шлюхи, на это выражение в глазах Мадонны. Я снова отвернулся, собрав все силы, чтобы не смотреть на мозаику, и поспешил к следующей арке. Свет сделался еще ярче, приобретя глубокий красный оттенок. Впереди на моем пути висели парчовые занавеси. Я раздвинул их и остановился, чтобы осмотреться вокруг.

Я оказался в просторном зале, он был совершенно пуст, увенчанный куполом, а дальний конец его был скрыт мраком. Громадные колонны вдоль стен выступали словно титаны, арочные проемы выглядели такими же, что и в лабиринте; за ними, казалось, начиналась ночь. Но сам зал был освещен все теми же жаровнями с холодным пирамидальным пламенем, поднимающимся к бельведеру купола. В самом центре под куполом я увидел небольшой алтарь, сделанный из черного камня. Я подошел к нему и понял, что это единственный предмет во всем помещении. И стук моих каблуков был единственным звуком, тревожившим давящую пустоту высоких сводов зала.

При ближайшем рассмотрении алтарь оказался намного больше, чем мне показалось издалека. Да и не алтарь это был вовсе, а беседка — из тех, что можно встретить в мечетях. Я не мог прочитать арабскую надпись на двери в беседку, но узнал те же слова, что видел вчера вечером: «И сотворил Аллах человека из запекшейся крови». Если эту беседку действительно построили магометане (а никакой другой причины ее нахождения здесь я не видел), то изображения на ее стенах оставили меня в недоумении. Несмотря на то что Коран запрещает изображать человеческое тело, здесь в камне были выгравированы фигуры демонов и древних богов. Прямо над входом было красивое женское лицо, такое же развратное и жестокое, как лицо Мадонны. Я смотрел на него и ощущал все то же смешанное чувство отвращения и вожделения, как тогда, когда созерцал мозаику. Я был не в силах оторвать взгляд от лица девушки, и мне стоило громадных усилий, чтобы заставить себя отвернуться и ступить в темноту беседки.

Мне почудилось какое-то движение. Я вперил взгляд во тьму, но ничего не увидел. Передо мной были ступеньки, спускавшиеся во мрак; я сделал шаг вперед и опять услышал, как что-то шевельнулось.

— Кто здесь? — позвал я.

Ответа не последовало. Я сделал еще один шаг. Чувство неимоверного страха начало овладевать мной, более сильного, чем мне приходилось доселе испытывать; оно, подобно ладану, сочилось из темноты и растекалось по моим нервам. Но я заставил себя подойти к ступенькам. Я шагнул вниз. Внезапно за моей спиной раздались звуки шагов, и чьи-то пальцы вцепились в мою руку.

Я резко развернулся, замахиваясь тростью. Омерзительнейшая тварь с пустыми глазами и отвисшей челюстью предстала передо мной. Я попытался вырвать свою руку, но хватка была железной. Его дыхание, смердевшее мертвечиной, обдало мое лицо. В отчаянии я ударил чудовище по руке тростью, но оно, казалось, и не заметило этого и швырнуло меня так, что я, споткнувшись, упал на каменный пол зала снаружи беседки. Будучи взбешен, я вскочил на ноги и набросился на монстра, он же отскочил назад, но, когда я двинулся к ступеням, он оскалил зубы, такие же острые, как зубья горной гряды. Он страшно зашипел, то ли предупреждая меня, то ли угрожая мне, и в тот же миг новое облако ужаса, рожденное во тьме подземелья, сковало мое тело. До этого момента я подавлял в себе страх, но тут я понял, глядя в темноту лестницы и на ее ужасного стража, что иногда даже самый смелый из всех людей должен сдаться и отступить. Я сделал шаг назад, и существо тут же снова застыло в оцепенении. И все-таки мне было стыдно за свою трусость. И как обычно в таких ситуациях, мне хотелось свалить на кого-то вину за свое отступление.