Костры Тосканы - Челси Куинн Ярбро Страница 23

— Но есть и еще один страшный и отвратительный грех, в котором вы все повинны, — тщеславие! Вы одеваетесь в бархат, хотя для прикрытия бренной плоти достаточно шерсти. Вы заворачиваетесь в шелка, но эти роскошества лишь подчеркивают низменность ваших стремлений. Женщины, забывая о целомудрии, красят лица и носят открытые платья, выставляя себя напоказ. Вдумайтесь, на что направлены их уловки?

Его голос стал громче, слова лились быстро, свободно. Им вторил шум дождевых струй, низвергающихся с небес.

— Но вы ни о чем не задумываетесь, вы всем довольны. Вы живете в мерзости и пороке, тщеславие губит вас! Вы увешиваете картинами стены своих жилищ, презирая грубую штукатурку! Вашу мебель украшает языческая символика в виде плодов, листьев, цветов! Вы следуете греховным поучениям греческих мудрецов, вместо того чтобы изучать библейские тексты! Ваши дома набиты бесстыдными статуэтками и безделушками, призванными вызывать вожделение, ибо все усилия античных искусников направлены лишь к тому! Вы словно не понимаете, что все это — от лукавого! Диана — богиня луны, но приглядитесь, и вы обнаружите рожки! Подумайте, прежде чем брать ее в руки! Не поддавайтесь очарованию, исходящему от Венеры! Это всего лишь продажная девка, плотью своей вводившая многих мужчин в соблазн!

Голос проповедника завораживал, в толпе начинали вскрикивать, какая-то женщина разрыдалась.

— Все вы живете для грешного тела, не ради души! Вы тешите похоть, вы неумеренны в пище, вы смеетесь над тем, что вам заповедано, надеясь всех провести! Ваш ум изощрен, ваши чувства пресыщены, а любая пресыщенность — это порок! Задумайтесь, что не дает вам свернуть с гибельной тропки, почему вы не ужасаетесь, почему так рьяно стремитесь к разверстой пропасти? Не потому ли, что вас к ней искусно подталкивает жуткий идол в человеческом образе, прикрывающийся маской доброжелателя, но исторгающий отвратительный смрад? Задумайтесь, и вы в один голос ответите: «Да! Мы хорошо знаем его, это — Медичи! Тщеславие, жадность, распущенность присущи ему много больше, чем любому из нас!»

По церкви пронесся гул, публика взволновалась. Никогда еще Савонарола не нападал на Лоренцо открыто. Интерес к происходящему настолько возрос, что многие из сидящих приподнялись со своих мест, а стоящие качнулись вперед, чтобы не пропустить ни слова из проповеди неистового аббата. На лицах обратившихся в слух прихожан застыло выражение благоговейного ужаса.

— Пять красных шаров, изображенных на гербе его дома, не защитят вас от Господнего гнева! Деньги самого богатого флорентийского ростовщика не распахнут перед ним врата в царство Божие, как не помогут и тем, кто по его стопам направляется прямехонько в ад!

Кто-то вздрогнул от ужаса, кто-то упал на колени, закрывая руками лицо.

— Тщеславие! Флоренция снедаема им, как смердящее чрево червями! Тщеславие, себялюбие, зависть, корысть! — Лицо проповедника перекосилось от гнева. — Вот главные грехи человеческие! Почему же вы холите и лелеете их? Почему позволяете расцветать им в своих душах? Все флорентийцы поражены этим злом — и дряхлые старцы, и малые дети! Каждый из вас будет гореть в адском пламени! Каждый, кто не раскается и не очистит себя!

Многие женщины уже плакали в голос. Ливень за окнами превратился в сплошной водопад, но никто этого не замечал.

— В похоти, в скверне вы елозите на перинах, творя свальный грех! В ваших мыслях теснятся картины разврата! Вы распаляете себя ими — ежедневно, ежечасно, ежеминутно! Прелюбодеяние вошло в вашу кровь! Что же за всем этим стоит? Мрак и погибель!

К выходу с перекошенными от ужаса лицами потянулись не выдержавшие напряжения одиночки. На них не смотрели, все взоры были прикованы к Джироламо.

Симоне Филипепи обернулся к своей бледной соседке.

— Ну что, Эстасия? — прошипел он торжествующе. — Вы понимаете, что это говорится о вас?

Эстасия, словно бы защищаясь, вскинула руку.

— Нет!

— Вы копите деньги и драгоценности, — Савонарола почти кричал, — и в своей жадности не знаете меры! Вы никак не насытитесь, вы хотите, чтобы все стало вашим — земли, стада, дома! Но какие богатства мира сравнятся с дарами небесными? Зачем вы не бережете того, что имеете, зачем так дешево цените души свои? Я вижу, вижу, как горько, как безутешно вы вскоре восплачете, но никакие слезы не смогут вернуть вам потерянный рай!

Толпа заходилась в тихой истерике. Охваченные ужасными видениями люди раскачивались, словно дерева на ветру. Каждому было в чем себя упрекнуть, каждого больно ранили укоры Савонаролы, каждый жаждал вернуться на путь добродетели и покаяться в смертных грехах.

Доминиканец не обманул ожиданий трепещущей паствы.

— Я поражен! — произнес он совсем другим тоном, смиренно склоняя голову, — Я поражен, что Господь так долго терпит наши грехи! Усмотрим же спасительный знак в этом милосердном терпении, но будем помнить, что день гнева грядет! А еще будем помнить, что ни один наш проступок не укроется в этот день от ока Всевышнего! Исполнимся веры и, подобно Иову, познаем всю меру собственной нечестивости. Покаемся и возблагодарим Господа нашего за дозволение прибегнуть к его неисчерпаемой милости!

Прихожане разом заголосили, выкрикивая слова покаяния. Теперь рыдали не только женщины. Крупные слезы катились по лицам многих мужчин.

— Плачьте, плачьте! Кайтесь в своих прегрешениях! Омывайте слезами свои заскорузлые души! Оплакивайте скорбный удел тысяч и тысяч тех, что будут брошены в огненную геенну! Просите смиренно Господа вразумить того, кто еще не раскаялся и полон греха!

Симоне схватил Эстасию за запястье.

— Ну? Разве эта проповедь не обращена прямо к вам? Покайтесь, пока вам дается эта возможность, прогоните прочь своих любострастных любовников и отвратитесь сердцем от плотских помыслов, ибо демоны в аду уже веселятся, предвкушая, с каким удовольствием они будут терзать вашу нежную плоть!

— Ах, Симоне! Не мучьте меня! Давайте уйдем!

Эстасия повернулась и, скривившись от отвращения, выбежала из церкви под дождь, даже не озаботившись тем, чтобы накинуть на голову капюшон.

Симоне заколебался. С одной стороны, кузину не стоило оставлять без присмотра, с другой — ему хотелось дослушать проповедь до конца. В результате набожность победила. Добродетельный брат Сандро Боттичелли упал на колени и заломил руки в мольбе.

— Меч Господень воздет высоко, он сокрушит всех нечестивцев, и даже праведникам придется унизиться перед ним. Кто спасет вас, если вы не покаетесь? К кому обратитесь в страшный судный момент? Падайте ниц, молите Господа о прощении! Делайте это сейчас! Времени мало, день гнева близок! Я предрекаю вам это, я воочию вижу его. Мир обратится в развалины, населенные рыкающим зверьем. Не мешкайте, флорентийцы! Покайтесь в содеянном, укрепитесь душой! Вернитесь в лоно церкви и добродетели!

Громкие крики толпы, то усиливаясь, то затихая, напоминали грохот бьющихся о берег волн.

— Одушевитесь верой и сокрушите язычников! Обрушьтесь всей своей мощью на нечестивый герб! В красных шарах — главное зло, их надлежит уничтожить! Помните, ваше спасение в ваших руках!