Двери паранойи - Андрей Дашков Страница 23

Вместо этого надо было спасать свою задницу.

Четкая, хотя и оглушительная работа моей огнестрельной машинки слегка меня отрезвила. Поскольку охотившийся за мной темный ангелочек пока что не отменил детонацию пороха, шанс на спасение у меня все еще был.

Я прополз пару метров на брюхе и ткнулся лицом в завесу из пыльной материи. «Беретта» звякнул о полую металлическую трубку, и я понял, что нахожусь под вешалкой. Даже ткань пропиталась тем же неистребимым запахом. Но сейчас я был готов зарыться во что угодно.

Последующие десять секунд я двигался на четвереньках, давя и отбрасывая в стороны какие-то ящики, тряпье, картонные коробки и, кажется, парики. Правда, вначале я принял их за звериные шкурки, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Хорошо, что желудок был пуст с самого утра. Если я что и глотал с тех пор, то одну лишь пыль.

Я полз, окутанный удушливым облаком. Вскоре я услышал какой-то треск. Это был мой собственный сухой кашель.

Кто-то зажег свет.

Это было не бледное и мертвенное тление газового разряда в молочно-белых трубках. И не яркое и желтоватое свечение раскаленной спирали в колбе. В комнате разом вспыхнули свечи – много свечей, не меньше двух десятков, – и вместе с дрожанием язычков пламени ожили тени.

Хороший фокус, но я давно ничему не удивлялся, как Пачкуля

Пестренький из детской книги о Незнайке. Похоже, Пачкуля тоже был параноид со стажем.

Я находился в огромном зале без окон и с единственной дверью. Больше всего она напоминала мне заброшенную кладовую какого-нибудь театра, набитую забытым реквизитом и старыми костюмами. Очень высокий потолок, до которого казалось невозможным дотянуться, даже взобравшись на стремянку, не был обезображен современными светильниками, зато был закопчен и притом неравномерно: пятна и полосы копоти образовывали на нем какие-то знаки. Ряды длинных вешалок превратили помещение в затхлый лабиринт, в котором мне удалось затеряться, однако, похоже, ненадолго. Свечи освещали далеко не все, что хотелось бы видеть, – для этого они находились слишком низко. А здесь было на что посмотреть.

Например, алтарь. Черт возьми, я сразу понял, чем является это дикое сооружение из черного дерева, похожее одновременно на крышку гигантского рояля, трюмо красотки-вампира и развалины сгоревшего дома. Именно алтарь – не больше, однако и не меньше. Культовое оборудование. На нем лежало множество предметов, которых я не сумел как следует разглядеть. Но помню, что там тускло поблескивали амальгамой осколки зеркал, отсвечивали перламутром обломки раковин и мелкие желтовато-белые пластины, сразу наводившие на мысль о… да – какие могут быть сомнения – о человеческих зубах.

Еще там была фигурка с мужским торсом и головой черной собаки или волка, панцирь черепахи с вырезанным на нем голубым глазом, цельный рыбий скелет, залоснившийся цилиндр с торчавшей из него мордочкой мертвого белого кролика, ослиное ухо, большая изумрудная чаша, полная живых насекомых – то ли жуков, то ли муравьев, – которые шевелились словно кипящая каша. Нелепый набор… и нельзя сказать, что приятный.

Слева от меня находился длинный ряд голов. То есть не голов, конечно, а подставок для париков. Чего здесь только не было – от седых буклей какого-нибудь судьи до «ирокеза» с накладкой, имитирующей бритую кожу. Справа пылали две толстые свечи в глиняной миске. Возле миски валялись перевязанные ниткой куриные перья.

Мой взгляд переместился еще дальше – на две мертвенно бледные человеческие ноги. Судя по маленькому размеру стопы, это были ноги женщины или подростка. Или манекена. Впрочем, на ногтях виднелись следы темного лака. Белизна кожи, полная неподвижность – вне всяких сомнений, я видел нижние конечности лежавшего на полу трупа. Меня убеждал в этом и витавший здесь кисловатый запах, который вызывал тошноту. Кроме того, я никогда не слышал о манекенах, озабоченных своим педикюром…

Да, веселенькое место. Я понял, что здесь-то мы и доиграем в прятки. Дальше бежать было некуда. Тупик. Конечная остановка.

Сотни тряпок поглощали звуки. Еле слышно потрескивали свечи. И все время я слышал шаги. Кто-то разгуливал по лабиринту. Спокойно. По-хозяйски. Совершенно не опасаясь моей пушки. Кто-то, кого я до сих пор не видел даже мельком.

Забыл сказать, что свечи были розовые, и свет был розовым, и вскоре полутьма под потолком колыхалась, как грязно-розовое желе. Воздух показался мне плотным, почти жидким. Его приходилось с отвращением пить, а он слишком медленно растекался по внутренностям, пропитывая их проклятым запахом.

Вдох, выдох… Вдох, выдох… Между вдохом и выдохом – ожидание. Чего? Удара в затылок. Я ждал, что птица – та, которая сидит на левом плече, – вот-вот долбанет меня своим клювом. Пора, мол, приятель. Отстрелялся. И отбегался…

Со своей позиции я видел краешек двери. До нее было метров пятнадцать по прямой. Совсем немного, если гуляешь в парке. Возможно, дверь была заперта изнутри так же, как запиралась снаружи, – то есть запечатана символом «анх». Но я все равно решил рискнуть, потому что понял: скоро этот запах окончательно сведет меня с ума. Запах и невидимый маньяк, который любит посмеяться.

На всякий случай я зажал в кулаке сувенир с берегов Нила и уже почти рванул с места, когда дверь внезапно открылась. Я поспешно присел. Мой взгляд переползал с брюк на расстегнутый пиджак, рубашку, темное пятно на груди, пистолет в руке…