Последние дни Нового Парижа - Чайна Мьевилль Страница 22

Окна снова и снова взрываются, превращаются в тучу осколков, которые опять складываются и занимают место в оконных рамах; момент возгорания бесконечно повторяется. Внутри кафе раздается грохот.

Сэм идет к нему по пустой дороге, ступая тяжело. Кажется, сам воздух лишает ее сил, она как будто идет наперекор шторму. Она останавливается, задыхаясь, в нескольких метрах от входа. В ушах у Тибо свистит ветер.

Именно здесь произошел С-взрыв.

И за все эти годы знаменитое место оставалось неприступным. Никто не сумел пробиться через ветреное безветрие, через силу, которую оно излучает, вспоминая о том, как взорвалось.

– Я знаю, ты хочешь сделать снимок, – кричит Тибо. – Но как же ты туда попадешь?..

Она тыкает пальцем.

Изысканный труп идет вперед. Продолжает идти там, где им это не по силам. Стариковский нос втягивает воздух, пар из трубы паровоза струится назад. Маниф узнает это место – здесь пахнет чем-то знакомым.

У Тибо все кипит внутри. Сэм толкает его следом за манифом. Тот без видимых усилий преодолевает наружное кольцо из осколков стекла.

– Это существо не позволит мне приблизиться, – говорит она. – А вот ты…

– Я не могу фотографировать за тебя!

– Да не нужна мне фотография, дурак. Там есть кое-что. Вынеси… ее.

«Что? О чем она меня просит? И я на это соглашусь? Быть того не может».

Но он не только хватается за поводок, который волочится по земле за манифом, и обматывает вокруг запястья, чтобы связать себя с изысканным трупом, – он бежит, нагоняет существо, касается металлических частей его тела.

Тибо захмелел от силы, струящейся из кафе. С ним самый лучший из манифов, ходячая случайность, совсем как тот громадный изысканный труп, что явился к месту смерти его родителей, – первый оживший образ, который он, испуганный мальчишка, увидел и который не причинил ему вреда.

Стекло бьется и бьется, но Тибо в безопасности, и, держась в ореоле манифовой силы, он может идти вперед. Они вместе пробираются между столами и стульями, расталкивают их, и Тибо, задыхаясь в горячем воздухе, входит в «Двух маго».

Они в помещении, полном тьмы и света, сияния и черноты, тепла и сажи, и Тибо слышит ток собственной крови вместе с рокотом от вибрации деревянных панелей. От жары по его лицу струится пот. Щиплет глаза. Столы пляшут на негнущихся ногах, неустанно кувыркаются, застряв в моменте взрыва.

Вокруг тела. Скелеты и мертвая плоть тоже пляшут во власти ударной волны, мясо отрывается от костей, чтобы потом на них вернуться. Изысканный труп, будто осторожное дитя, обходит горящих официантов, и Тибо следует за ним, еле дыша. У него снова есть миссия.

Кухня во власти бури из осколков тарелок. В самом центре – кто-то, умерший давно. Кто-то уничтоженный.

Крепкий, жилистый молодой человек, чье лицо можно увидеть лишь мельком, и оно скалится, сгорает, осколки костей разлетаются во все стороны раз за разом, его гримаса – сварливая, болезненная – превращается в оскал смерти, и это повторяется слишком быстро, чтобы можно было рассмотреть детали. Он похож на взорванную тряпичную куклу, которую пламя, черная магия и шрапнель превращают в облако частиц. Его рука лежит на металлической коробке, которая раскрывается, выпуская провода, бумагу, свет. Она тоже взрывается в бесконечном цикле повторений.

Из нее происходит, произошел, произойдет взрыв.

Изысканный труп дрожит, оказавшись так близко к точке, где все началось. Наваждение стремится к тому, что наделило его плотью, тянется металлическими конечностями к бомбе.

Когда маниф забирает взорванную коробку из рук мертвого подрывника, Тибо слышит, как Сэм кричит, зовет его по имени.

Выходят они гораздо быстрее. Маниф и Тибо не то бегут, не то летят.

Сэм ждет так близко, как только ей удалось подойти. Она радостно вскрикивает, когда они выходят. Стоит им приблизиться, она опять издает нетерпеливый, громкий возглас при виде того, что несет изысканный труп.

Но бомба разваливается, из нее высыпаются детали, и ничего не меняется.

Коробка разрушается, а со взрывом все по-прежнему. Позади них кафе продолжает бесконечно исчезать в яростной вспышке.

Тибо и маниф выбегают навстречу последним лучам солнца. Сэм стоит посреди улицы, нацелив камеру, и Тибо понимает, что вокруг его подруги стена дымящихся шипов, невесть откуда взявшаяся защита – но шипы уже увядают, и на краю перекрестка собираются нацистские солдаты.

Что-то надвигается. Мостовая дрожит. Раздается жуткий грохот, как будто нечто выпало из мира.

– Отдай ее мне! – кричит Сэм, пока они бегут.

Но из коробки все еще сыплются составные части и провода, и вот сам корпус разваливается. Сэм тянется к манифу, которого не любит трогать, выхватывает из рук изысканного трупа его ношу.

Бомба превращается в ничто. Сэм испускает долгий яростный вопль.

Снаряды минометов проносятся над головой и взрывают здания, преграждая им путь. Сэм и Тибо резко сворачивают в другую сторону. Изысканный труп что-то делает с физикой, и стоит им моргнуть, как впереди оказывается река, а посреди нее – остров Ситэ, и они продолжают бежать на восток по берегу, по набережной Гран-Огюстен, напротив того места, где раньше был Дворец правосудия и где теперь бассейн с чистой водой, в котором отражается нечто небывалое, и где опилки сыплются из окон и дверей Сент-Шапель. Край острова утопает в сугробах и застругах.

Изысканный труп их опережает. Он бросается налево, на мост Двойного денье, ведет их на ту сторону. Как будто сам Париж их провожает на остров, где высится Нотр-Дам.

С момента С-взрыва приземистые квадратные башни по обе стороны от его блистающего, как солнце, центрального окна превратились в промышленные силосные башни из грубо обработанного металла, высокие и пузатые. Из одной через неплотные швы просачивается кроваво-красный уксус: там, куда они попали, земля от него влажная, бродит, и в воздухе витает кислая вонь. Через окна из укрепленного стекла в другой видно, как клубится что-то густое, бледное. Говорят, это сперма. Тибо часто умолял небеса, чтобы эту башню разбомбили.

Теперь он ее едва замечает. Маниф ведет их направо, через заросшие, одичалые сады позади церкви, но там, на самой дальней оконечности островка, оказывается, что мост Архиепархии, уходящий обратно на южную сторону, и маленький мост, ведущий к соседнему острову Сен-Луи, оба исчезли. Остался только щебень в реке. Это ловушка, бежать некуда.

Они поворачиваются. Грязь под ногами дрожит.

– Нас обнаружили, – говорит Тибо.

Из темноты у контрфорсов Нотр-Дам выходит ужасное существо.

– Господи… – Сэм поднимает камеру. В охватившем ее страхе есть что-то благоговейное. Тибо кричит без слов при виде того, что к ним приближается.