Нож оборотня - Ирина Щеглова Страница 22

Женщина, все время кутавшаяся в платок, глухо произнесла:

– Скажите, а мы больше не будем… – у нее не хватило дыхания, так сильно она нервничала, – не будем превращаться в волков?

– Нет, не будете, – ответил Мишка. – Тот, кто вас обратил, – мертв, а Хозяин, – он кивнул на Вовку, – дал вам свободу.

– Я… я так благодарна, – еле слышно произнесла женщина. – Это, это был ужас!

– Дядька Савка обратил их, когда поехал на своем тракторе автобус вытягивать. Он сначала думал напасть на людей по дороге, но тебя испугался, – сообщил он Вовке, – вот и погрыз этих потом…

Женщина кивнула и заплакала. Водитель молчал, опустив голову.

– Его автобус в сарае стоит, – сообщил сын Григорьева, отводя глаза от Вовки. Племянник вообще забился в угол и сидел там, обхватив голову руками.

– Чего вы боитесь? – удивился Вовка.

– Нас все ненавидят, – с трудом произнес сын Григорьева.

– За что же вас ненавидеть? – не согласился Мишка. – Вы пострадали так же, как и остальные, к тому же ведь вы еще детьми были, когда это случилось?

Парни медленно кивнули, соглашаясь.

– Он мой отец, – произнес сын Григорьева.

– А что можно сказать об отце, озверевшем настолько, чтоб загрызть собственного сына? – вдруг сказал Вовка.

– Где он? – просил сын.

– Его больше нет, – жестко ответил Вовка, – совсем нет!

А потом он велел парням истопить баню и всем помыться и привести себя в человеческий вид. Водитель ушел в сарай разбираться с автобусом, женщина попросила отпустить ее домой.

Вечером водитель увез двоих пострадавших в район.

А Вовка и Мишка еще долго сидели с сыном и племянником волколака, и те рассказывали им о Григорьеве. Знали они немного. Но и того, что знали, оказалось достаточно, чтоб составить полную картину.

Григорьев не мог избавиться от ножа, но он понял, что заговор ослабевает, как только нож омывается кровью. Он действительно хотел безраздельной власти и свободы. Он завидовал Вовкиному деду и ждал его смерти. Как только дед умер, Григорьев тут же нарушил данное слово. Он не пожалел своего сына, почти младенца, набросился на него на глазах матери. Женщина умерла от ужаса. Григорьев не остановился, заманив к себе маленького племянника, обратил и его. Он хотел собрать собственную стаю, чтоб все обращенные волколаки подчинялись только ему, чтоб он был их полновластным Хозяином.

Парни боялись его панически. Сами они никого не убивали, но видели, как Григорьев резал своих жертв, чтоб ослабить заклинание деда и иметь возможность оборачиваться волком чаще, чем раз в месяц в полнолуние.

Григорьев торопился. Январь – самое глухое время. Он должен был успеть до наступления Рождества расправиться с настоящим Хозяином, Белым цариком. Потому что потом его силы заметно ослабли бы, а после Крещения он и вовсе стал бы бессилен. Ведь всем известно, во время Крещения мир очищается от злых духов.

А Григорьев был одержимым. И каждый год после Крещения он запирался дома и долго болел, до самой весны.

* * *

На Рождество приехали Вовкины родители.

Бабка Матрена очень просилась на праздничную службу, поэтому все семейство отправилось в райцентр.

– Тебя еще дед крестил, – напутствовала Матрена Вовку, – и мне наказывал, чтоб я напоминала тебе о том, что в церкву надо ходить!

Вовка послушно кивал, хотя и побаивался. Ведь как ни крути, а он все-таки оборотень… И как об этом говорить на исповеди? Он поделился своими сомнениями с Мишкой.

– Никакой ты не оборотень, – отрезал друг, – тебе же дед сказал, что ты человек! Просто у тебя способность такая. И предок твой Вольх Всеславьевич не был обращенным или одержимым. Он, может, для того и родился таким, чтоб с волколаками бороться. Не зря же его называют Белым цариком и Волчьим Пастырем. Вот и теперь ты – его прапрапра… короче, его потомок, последний в роду, и способности твои проявились именно тогда, когда надо было людей спасать. Ты и спас. А на исповеди надо о грехах рассказывать, а не о добрых делах.

«Все-таки Мишка настоящий друг!» – думал Вовка, слушая его.