Кантата победивших смерть - Пол Дж. Тремблей Страница 22

Доктор Аволеси несколько раз вызывает Рамолу по имени.

— Да-да, я слушаю.

— Отоприте дверь вашей палаты.

Рамола открывает дверь. Доктор Аволеси вбегает внутрь и заявляет:

— Новый план, Натали. Мы отправляем вас в медицинскую клинику Эймса. О-о, я вижу, что вы уже уложили вещи и готовы к отъезду.

Натали наклоняет голову набок и натягивает желтую толстовку Рамолы на живот. Когда она отпускает край, он опять задирается вверх.

— Почему бы не сделать операцию на месте?

— Оба наших хирурга получили ранения. Акушерка так и не приехала, я не знаю, когда она появится. Самое важное — я не могу гарантировать безопасность процедуры в наших условиях. Вас отвезут на машине «Скорой помощи». Клиника Эймса находится меньше чем в двадцати минутах езды, они уже знают, что вы к ним едете. Главное сейчас — покинуть корпус до объявления карантина, что может произойти в любую минуту. Если объявят карантин, никого больше не выпустят до отмены режима. — Доктор Аволеси говорит громко, перекрикивая сирену.

В отличие от прежних разговоров, она жестикулирует, однако, вместо того чтобы помогать общению и выражать спокойствие и уверенность, ее руки предательски не желают подниматься, висят по бокам, с ладонями, повернутыми кверху в умоляющем жесте. Плечи опущены, вздрагивают.

Натали, не обращая внимания на доктора Аволеси, смотрит в ожидании ответа на подругу.

Рамола прячет руки без перчаток в карманы куртки, как если бы другие могли заподозрить, что она пользовалась ими в качестве термометра.

— Хорошо, — говорит она, — не будем терять время, и подхватывает сумку с кровати.

— Я… мне плохо. Не измерить ли температуру… — бормочет Натали.

Доктор Аволеси поднимает руки, сигнализируя «стоп» (или «сдаюсь»?) и говорит:

— Прекратите, Натали. Считайте, что я не расслышала… Потупив взгляд, она замолкает, обреченно качает головой.

Рамола извлекает из шокирующего признания мгновенные выводы, в уме — лавина новых вопросов. Доктор намекает, что, если Натали заразилась, то в Эймсе ее не примут? Пойдет ли клиника на нарушение протокола (и федерального закона о карантине) ради спасения ребенка? Согласится ли клиника подвергать своих пациенток (предположительно здоровых матерей с грудными детьми) риску со стороны потенциально инфицированной Натали и ее ребенка? Куда деваться, если Натали не впустят в клинику, какой бы ни была температура? Неужели дела на месте так плохи, что переезд стал лучшим или даже единственным вариантом?

Доктор Аволеси внимательно смотрит на Натали и внятно выговаривает, будто в каждом слове заключается особый смысл:

— Ведь вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы сесть в «Скорую», не так ли?

— Ага. Ладно. Я готова. — Натали не прерывает визуальный контакт с доктором.

Лицо полностью лишено эмоций, встревоженная Рамола ничего не может на нем прочитать.

— Отлично. Нам пора, — говорит доктор Аволеси и, прежде чем Рамола успевает задать один из своих вопросов, поворачивается и выходит из палаты, бросив на ходу: — Если очень надо, можете измерить температуру в машине.

У порога ждет охранник сопровождения — молодой белый парень выше метра восьмидесяти ростом. Редкие неровно растущие черные волосы острижены под машинку. На шее болтается респираторная маска, парень то и дело трогает ее, как талисман. На нем синий жилет с надписью по центру жирными желтыми буквами: «ОХРАНА». Из кобуры на бедре торчит тазер.

Доктор Аволеси торопливо представляет охранника — Стивен. Тот кивает и оскаливается в улыбке, отчего его губы исчезают совсем. Стивен жестом приглашает всех идти за ним. Доктор Аволеси не отстает от него ни на шаг.

В коридоре есть люди. Медперсонал шныряет между палатами, перепархивая от пациента к пациенту. Следов борьбы с двумя зараженными, которую наблюдала Рамола, нигде не видно. Она гадает, что с ними сделали, куда отправили, непроизвольно вспоминает белки закатившихся глаз женщины, разворошенная память делает ее похожей на Натали, внушает страх, что женщина вот-вот выскочит на них из ближайшей палаты. Громко завывает сирена, эхо катится из одного конца коридора в другой и обратно, становясь лишь пронзительнее с расстоянием.

Отказавшись от помощи, Рамола сама несет свою сумку, семенит за доктором и охранником, чуть отстав от Натали, забегая то с левой, то с правой стороны, чтобы выглянуть из-за спин — ей не хватает роста смотреть поверх голов. Каждые два шага Рамола озирается через плечо, размеры пространства меняются, пульсируя в такт с мигалками.

На дежурном посту пожилой мужчина умоляющим тоном уговаривает офицера полиции и медсестру. С зажатой в кулаке зеленой охотничьей кепкой он напоминает ссутулившегося и поседевшего, утомленного многолетними прошениями Оливера Твиста. Из разрозненных отрывков Рамола делает вывод, что мужчина не пациент, а посетитель, который под шумок проник на второй этаж, чтобы навестить или забрать домой родственника. И офицер, и медсестра качают головами, извиняются и пытаются зарулить его туда, куда положено отправлять только здоровых, причем одиночек.

Проскочив в открытые двери дежурного поста, группа быстро собирается вокруг Натали в вестибюле у лифтов и лестничного колодца, ведущего к выходу. Натали морщится, медленно сжимает и разжимает левый кулак. Ее спрашивают, как она себя чувствует и сможет ли преодолеть лестничный пролет — пользоваться лифтами не рекомендуется. Натали уверяет, что дойдет сама, и упрямо отказывается отдать свою сумку.

Стивен открывает дверь лестничного колодца, все четверо выходят на бетон верхней площадки. Зажатая в холодной коробке из бетона и стали сирена меняет свой тембр, бездушно передразнивая человеческий голос, ее отскакивающие от стен крики слабеют и теряют решимость с каждым шагом в направлении выхода. Вокруг ламп аварийного освещения молью, прилетевшей на свет, вьются струйки дыма. Запах — не аромат горящих дров у костра или камина, а въедливая, тошнотворная вонь плавящейся пластмассы и прочих материалов, которым противопоказан огонь.

— Господи, неужели не было другой лестницы? — восклицает Натали и прикрывает ладонью рот.

— Дорога вниз свободна, — отвечает Стивен. — Пожар был на третьем этаже.

Рамола последней ступает с верхней площадки на лестницу. Со своей высокой точки она наконец может заглянуть поверх голов, однако ей ничего не видно дальше поворота лестницы между вторым и первым этажами. Наверху раздается барабанный удар, от которого она чуть не падает на Натали. Все останавливаются. Рамола оборачивается, задирает голову. Площадки и двери третьего этажа не видно. По-прежнему надрывается сирена. Щелчок, шелест, потом еще один барабанный удар. Серия звуков повторяется снова и снова. Кто-то открывает и с треском захлопывает дверь, ведущую на лестницу.

Доктор Аволеси подгоняет: «Идем дальше! Идем дальше!»

Женский голос вопит наверху: «Она обладала большим могуществом, и все на свете ее боялись» ^[7]. Дверь хлопает и без паузы сразу же распахивается вновь. «Сад обнесен высокой оградой», — произносит женщина нараспев. «Высокой» — скороговоркой, «огра-дой» — с разделением на слога. Ее голос и тон имитируют пожарную сирену, такое впечатление, что кричат два разных человека. Женщина продолжает выкрикивать фразы в промежутках между ударами ходящей туда-сюда, как поршень, двери. «Чего бы мне это ни стоило».