Холодный огонь - Дин Кунц Страница 22

После спасения Николаса О'Коннора впервые за последние четыре дня Джиму удалось спокойно выспаться. Двадцать четвертого августа, в пятницу днем, он вылетел из Бостона, пересек всю страну и, выиграв три часа, приземлился в аэропорту Джон Уэйн. Часы показывали шестнадцать десять. Еще через полтора часа он был дома.

Он сразу направился в кабинет и приподнял край ковра, скрывавшего тайник. Набрал код, открыл люк и извлек из углубления в полу пять тысяч долларов — десять процентов всех денег, хранившихся в сейфе.

Усевшись за стол, Джим вложил стодолларовые купюры в конверт из плотной бумаги и сколол его несколькими скрепками. Написал адрес отца Лео Гиэри, священника церкви Святой Девы Пустыни, и наклеил марки. Завтра утром первым делом надо бросить конверт в почтовый ящик.

Джим прошел в гостиную и включил телевизор. Попробовал несколько каналов — ничего, стоящего внимания. Оставил новости и сел в кресло, слепо уставившись на экран. Никак не мог сосредоточиться, мысли плавали где-то далеко. Пошел на кухню, разогрел пиццу в микроволновой печи и открыл банку пива. Поел, вернулся в комнату, взял книгу. Прочел несколько страниц и отложил в сторону — скучно. Просмотрел стопку свежих журналов — ни одной интересной статьи.

Когда наступили сумерки, Джим, прихватив банку пива, вышел на улицу. Расположился на веранде, слушая шорох пальмовых листьев, подставляя лицо дуновению ветерка. Жасмин, растущий вдоль стены забора, источал сладкий дурманящий аромат. В тусклом дымчатом свете сияли красные, фиолетовые, розовые пионы. Солнце скользнуло за горизонт, и они погасли, как гаснут сотни маленьких лампочек отключенного реостата. Ночь спускалась на город, точно огромный плащ из легкого черного шелка.

Трудно представить более мирную картину, но он не мог обрести долгожданный покой — такая сумятица царила в сердце.

С тех пор как пятнадцатого мая Джим спас Сэма Ньюсома и его дочь, прошло немало времени. И с каждым днем он все больше терял интерес к заботам и радостям старой привычной жизни. Постоянно находился в напряжении. Думал о пользе, которую мог принести, о человеческих жизнях, которые можно спасти. Ждал, когда прозвучат магические слова: «Линия жизни». Все остальное потеряло для него всякий смысл.

Превратившись в орудие высших сил, он перестал быть самим собой.

* * *

Проведя весь следующий день за сбором информации о Джиме Мэдисоне Айренхарте и выкроив для отдыха всего пару часов, что было довольно слабой компенсацией за бессонную ночь, Холли получила долгожданный отпуск и вылетела в Апельсиновую Страну. Прибыв на место, она взяла напрокат машину, поехала в Лагуна-Хиллз и остановилась в местном мотеле.

В отличие от прибрежных курортов Лагуна-Бич и Лагуна-Нигель, где летом места в гостиницах нужно заказывать заранее, этот городок лежал вдалеке от океана и не испытывал наплыва отдыхающих. Но Холли все равно не собиралась терять время на пляже. Хотя она и принадлежала к огромной армии энтузиастов, стремящихся заполучить рак кожи, на этот раз она приехала не купаться и загорать, а работать.

В мотель Холли приехала совершенно обессиленная. Веки налились свинцом. Она еле доволокла чемодан до двери номера, вошла, и туг гравитация сыграла с ней жестокую шутку: навалилась пятикратной силой тяжести и намертво припечатала к постели.

Обстановка небольшой чистой комнаты пленяла простотой и естественностью. Работал кондиционер. Окажись обитателем номера эскимос, измученный тоской по дому, он запросто бы воспроизвел климат далекой родной Аляски.

Она все-таки заставила себя спуститься вниз и купила в автомате пакет арахисового печенья с сыром и банку пепси. Забралась с ногами на постель и стала ужинать. Тело онемело от усталости. Все чувства притупились. Она жевала какую-то безвкусную массу. С таким же успехом можно есть сахарную вату и запивать лошадиным потом.

Как только голова коснулась подушки, щелкнул невидимый выключатель, и Холли моментально уснула.

Ночью ей привиделся страшный сон. Она шла на ощупь в полной темноте. Откуда-то доносились звуки, долетали запахи. Наверное, такие сны снятся слепым от рождения. Было сыро, зябко. Слабо пахло известкой. Она не испытывала страха, только непонятное смущение. Осторожно двигалась вдоль длинных стен, касаясь рукой холодных, плотно уложенных кирпичей. Некоторое время спустя поняла, что стена всего одна, и она все время шла по кругу. Все шорохи и звуки шли от нее самой, кроме шума дождя, который высоко над головой барабанил по черепичной крыше.

Холли отступила от стены и, вытянув руки вперед, сделала несколько шагов по толстым доскам деревянного пола. Ладони наткнулись на пустоту, но любопытство улетучилось, и ее внезапно обуял страх. Она застыла, затаив дыхание. Прислушалась, пытаясь понять, откуда донесся зловещий звук.

Трудно уловимый звук, заглушаемый негромким монотонным шорохом дождя. Вот снова. Еле слышный писк.

Воображение мгновенно нарисовало жирную лоснящуюся крысу, но странный звук, слишком долгий и неестественный, не мог принадлежать живому существу. Больше похоже на скрип, но не так скрипят половицы под ногой. Воцарилась тишина… через несколько секунд звук повторился… затих… и раздался снова… установился ритм.

Сообразив, что слышит скрип несмазанного механизма, Холли не только не успокоилась, а, наоборот, почувствовала, как все быстрее бьется ее сердце. Она стояла в черной мрачной комнате, пытаясь представить невидимую машину.

Звук немного усилился, машина набирала обороты. Теперь скрипы следовали не через пять-шесть секунд, а через три-четыре, две, каждую секунду.

Внезапно к скрипу присоединился новый странный звук: «Ссшш… ссшш… ссшш…» Невидимая широкая плоскость резала воздух.