Песня кукушки - Фрэнсис Хардинг Страница 21

— Со мной будет все в порядке, — сказала Трисс, умудряясь сохранять сонные, тихие и расслабленные интонации. Ей в голову пришла мысль, от которой сердце сильно заколотилось.

После того как мать ушла, закрыв за собой дверь, Трисс лежала, внимательно прислушиваясь. Даже услышав, что мать вернулась к себе, она немного подождала, давая матери время выпить вино и лечь в кровать. Только когда воцарилась обнадеживающая тишина, Трисс выбралась из постели. Она выдвинула ящик комода и вывалила содержимое на кровать. Уложила одеяла в форме спящего человека.

У нее есть всего несколько часов, до того как мать проснется. Если ей повезет, то Трисс успеет, чтобы добраться до центра Элчестера, найти магазин одежды и подобрать предлог, чтобы поговорить с мистером Грейсом. «Я должна знать, что со мной не так. Он должен мне сказать, я же ему понравилась».

Трисс быстро оделась, накинув пальто и прихватив с собой шляпу и перчатки. Она не рискнула выйти через парадную дверь, опасаясь, что соседи заметят, как больная дочь Кресчентов выходит из дома в одиночестве, и начнут задавать вопросы. Был еще черный выход, открывавшийся на полоску огорода и прилегающий к нему переулок. Единственная проблема — незаметно проскользнуть мимо кухарки.

Осторожно спускаясь по лестнице, Трисс замерла на полпути, оглушенная воспоминанием о тихом упреке отца. «Моя Трисс — милая, спокойная девочка, она всегда хорошо себя ведет». Что бы он подумал, если бы увидел, как она ускользает из дома без разрешения?

— Прости, папа, — прошептала она.

На цыпочках она миновала столовую и заглянула на кухню. Кухарки не было видно, а из маленькой судомойни доносились успокоительные всплески и звон. Судя по всему, кухарка мыла посуду после обеда в большой цементной раковине.

Что-то стукнуло, и Трисс подскочила. Она бросила изумленный взгляд в сторону задней двери, которая обычно была заперта, а ключ висел на гвозде, вбитом в стену. Сейчас ключ был в замке, а дверь слегка приоткрыта, поэтому она стукнула на сквозняке. Трисс уставилась на дверь, потом подкралась к выходу и выглянула в огород. Между огуречными грядками и клумбами настурции торопливо шагала знакомая фигура, напоминавшая короткое эскимо в своем светло-кремовом, отделанном бархатом пальто. Пен. Открыв калитку в конце огорода, она бросила яростный ненавидящий взгляд на верхний этаж дома. Потом калитка затворилась, скрыв ее из виду.

Трисс явно была не единственным человеком, решившим воспользоваться маминым сном. Она выскользнула сквозь заднюю дверь, постаравшись прикрыть ее аккуратнее, чем Пен. «Что она делает? Куда идет?» Взгляд Пен был настороженным, но ее глаза блестели от злости и скрытого ликования. Трисс вспомнила об эпизоде, когда младшая сестра заставила ее продемонстрировать грязную ночную рубашку. «Что бы она ни замышляла, это имеет отношение ко мне».

Трисс пробежала по огороду, открыла калитку и выглянула в переулок как раз вовремя, чтобы увидеть знакомую фигуру Пен, исчезающую за углом. Трисс поспешила следом, радуясь, что порывы ветра заглушают ее шаги. А вот и Пен, важно идущая по Лайм-стрит, спрятав руки в карманы, с таким видом, словно имеет полное право тут находиться. Трисс следовала за ней на некотором расстоянии, но стараясь не терять ее из виду. Как это странно — быть не дома, в одиночестве, без разрешения! Трисс была уверена, что в любой момент может наткнуться на какого-нибудь друга семьи. К счастью, ветер дал ей повод поднять воротник, натянуть шляпу пониже и обмотать лицо шарфом. Слова отца преследовали ее. «Моя Трисс — милая, спокойная девочка, она всегда хорошо себя ведет». Но она пообещала себе, что скоро снова станет его Трисс, только сначала поймет, что с ней не так и как это исправить.

Куда бы Пен ни направлялась, путь ей явно был знаком. Она знала, какие прутья в заборе плохо закреплены и их можно вытащить, чтобы срезать путь через парк. Скользила по маленьким переулкам за домами, где приходилось прокладывать дорогу через сушившееся белье, и выходила на широкие улицы. Она была знакома с извилистыми дорожками, которые поднимались по холмам к пешеходным мостикам, откуда открывался вид на город, а потом снова уводили к переулкам. Наконец Пен дошла до перекрестка, знакомого Трисс. Направо уходила широкая улица, поднимавшаяся по холму к дорогим торговым районам, где находились Марли-стрит и магазин мистера Грейса. Дорога слева спускалась в Путтенс — район Элчестера, где собиралась молодежь. Тут вереницы магазинов перемежались танцевальными залами, барами и кинотеатрами.

Пен повернула налево. Желудок Трисс свело узлом. Магазин мистера Грейса был так близко — в нескольких поворотах, но, если она отстанет от Пен, она никогда не узнает, что замышляет ее младшая сестра. Трисс снова вспомнила выражение вины и ужаса на лице сестры, когда она поймала ее за разговором по телефону. Пен просто притворялась, чтобы заманить ее в ловушку? Или Пен имеет отношение к тем странностям, которые происходят с Трисс? «Ненавижу тебя, Пен, — про себя сказала Трисс и повернула налево, продолжая держать фигуру сестры в поле зрения. — Ненавижу».

Наконец Пен остановилась перед любопытным зданием, построенным в месте, где дорога круто изгибалась, и потому имевшим форму клина. Высоко наверху, под фонарями, висела табличка со словами «Ломтик жизни». Кремовые стены усиливали сходство с кусочком пирога. На них висели плакаты с Тедой Барой, бросавшей на зрителя знойный взгляд, Джоном Бэрримором и его знаменитым носом и Рудольфом Валентино, страстно прижимавшим к себе молодую женщину, которая, судя по всему, совершенно не возражала. Это был кинотеатр, незнакомый маленький кинотеатр, о котором Трисс никогда даже не слышала. Тем временем Пен поднялась по ступенькам и миновала стеклянную вращающуюся дверь.

Трисс нерешительно остановилась на улице. Это и есть ответ? Неужели Пен сбежала из дома, чтобы без спроса посмотреть кино? Если подумать, субботний день — это время, когда большинство кинотеатров проводят популярные дешевые сеансы для детей. Ее глаза скользнули по афише рядом с дверью. Разумеется, она рекламировала детские утренние сеансы. Главной картиной было «Убийство в казино „Миднайт“», и еще показывали многосерийный фильм «Незримое лезвие». Оба фильма были как раз во вкусе Пен. Она обожала гангстерские фильмы и любые другие картины, где люди стреляли друг в друга или падали со скалы. Одолеваемая дурными предчувствиями, Трисс поднялась по ступенькам и вошла в кинотеатр.

Семейные походы Кресчентов в кино всегда приводили их в «Рапсодию» на окраине города. Это был большой роскошный кинотеатр в египетском стиле, весь в красных и золотых цветах и с пианино, которое поднималось на специальной платформе перед самым началом фильма. Мать всегда утверждала, что остальные кинотеатры — «большие бараки», куда «ходит кто попало» и где «можно подцепить блох».

Вход в кинотеатр был расположен со стороны узкого края ломтика, поэтому Трисс не удивилась, обнаружив, что вестибюль очень маленький. Здесь странным образом смешивалось старое и новое, величественное и сомнительное. Ярко-красный ковер волнующе поскрипывал, но темная краска на стенах облупилась.

За обшарпанным столиком сидела молодая женщина с вишневыми губами и золотыми волосами, напоминавшими взбитые сливки. Пен нигде не было видно. За спиной женщины находился дверной проем, где была натянута бархатная веревка и откуда доносилась какофония голосов. Рот Трисс пересох, когда женщина одарила ее специальной улыбкой «для детей».