Ведьма полесская - Виталий Кулик Страница 21

С громким шумом разлетелись остальные глухари. Возможно, уже на завтрашней заре самочки-глухарки будут слушать другую песню, забыв о сегодняшней, прерванной…

Прохор стоял над распростёртой птицей. Вместо потухшей искры божьей в застывших глазах глухаря отражался кровавый рассвет, принёсший ему такую печальную участь.

Но жизнь продолжалась! Солнце вставало, дарило свет и тепло всему живому. Мир пробуждался и радовался весне. Вот только для смертельно раненной птицы не нашлось больше места в этом огромном мире…

Глядя на добытый трофей, человеку вдруг стало грустно от мысли, что уже никто и никогда не увидит и не услышит это чудо природы. Прохор уже начал было даже немного сожалеть о своём метком выстреле. Но, что сделано, то сделано.

Путь в деревню неблизкий, но Прохору, если он не очень устал, всегда нравилось возвращаться домой длинными верстами. В эти часы он любил предаваться воспоминаниям и мечтам. Все сожаления по поводу добытого глухаря вскоре развеялись и уступили место воспоминаниям недалёкого прошлого.

Перед глазами Прохора уже в который раз вставали события злополучной охоты на медведя. Он помнил всё до мельчайших подробностей. Не мог забыть. Да и как забудешь, когда тебя без вины — плетью! Прохор хотя и был холопского происхождения, но чувство собственного достоинства у него было не на последнем месте. Несправедливость и унижение всегда сильно ранили ему душу. Так и тогда… Сгоряча не разобрались, обиду крепкую причинили… И подаренное ружьё отобрали. Ну, не подаренное… Егор Спиридонович ещё отцу вручил своё старое ружьё для несения службы. Прохор тогда ещё мальчишкой был. Повзрослев, он не только помогал Гришаку в работе, но и с ружьишком тем управлялся с завидным умением.

Правда, не прошло и недели после того случая с медведем, как пан Войховский вызвал к себе Прохора и, ничего толком не сказав и не объяснив, вернул ему ружьё. А Прохор и не лез с расспросами и оправданиями. Раз вернули, значит так надо. Да… скверное недоразумение вышло тогда на охоте. Хотя как поглядеть. Вся охота прошла с одним лишь выстрелом. И если бы медведь не зацепил молодого панича, то это было бы верхом охотничьего мастерства. Один выстрел на такого зверя… Хотя… Ну-ка, ну-ка стой! Только сейчас вдруг Прохор вспомнил, что когда он в горькой досаде ринулся напролом через лес, то потом неожиданно услышал ещё один далёкий выстрел. Тогда ему было всё равно. Да и сейчас, какая теперь уж разница, кто и куда там палил. Хорошо, что хоть больше ничем не аукнулась та история. Что ж, и на том спасибо…

Потом в голове Прохора мирно закрутился калейдоскоп мыслей о будущем. Мечтал он о добротной своей хате. Обязательно с хозяйкой-красавицей и с кучей детишек на печи. Часто мысли сбивались и прыгали в прошлое. Вспоминалось детство. И как всегда, Прохор с особой теплотой вспоминал своего деда.

Вот уж и панский дом видён. Но молодой охотник решил сначала зайти домой и похвалиться великолепным трофеем.

В крестьянской избе с интересом разглядывали большую птицу. Младшие дети расправляли глухарю крылья и в восторге выкрикивали: «Ого!» Осторожно потрогав пальчиком красные брови или взъерошенную бороду петуха, резко отдергивали руку и, дурачась, визжали, словно неподвижная птица могла их клюнуть.

— А где батька? — спросил Прохор у матери. Ему непременно хотелось, чтобы отец оценил добычу.

— Так он к пану пошёл… С самого утра конюх наведался, наказ панский передал, чтоб он в имение пришёл. Но мы что-то так и не поняли…

— Что не поняли?

— Так, кажись, как тебе надобно было к пану явиться. Тебя не было… Ну, вот батька и пошёл узнать…

— А-а-а, пустое, — махнул рукой Прохор. — Егору Спиридонычу не терпится узнать, с чем я с охоты возвернулся. Вот расстроится панское самолюбие! Ну ладно, мне всё равно туда надо. Там и батьку увижу.

У самого панского дома Прохор встретил отца.

— Чего Войховский вызывал? — сразу поинтересовался он.

— Так чёрт его знает… Он мне толком ничего и не сказал. Но я одно понял: тебе надобно куда-то то ли ехать, то ли идти… — Гришак говорил с нескрываемым волнением. Видно было, что он что-то не договаривает.

— Так, батя, давай рассказывай как есть. Что стряслось?

— Да ничего не стряслось! Просто предчувствие у меня дурное… — сказал Гришак и виновато глянул сыну в глаза.

— Говори, не тяни.

— Опасения меня одолевают, Проша. Боюсь, что надумал Егор Спиридонович продать тебя. Или ещё хуже того, чтоб в карты не проиграл. Хотя — не. Не водятся за ним такие грешки. Ступай сам к нему. Там всё и прояснится.

— Ладно, пошёл я, — насупившись, сказал Прохор и направился к дому пана Войховского.

— С богом, сынок. А! постой…

— Ну? — обернулся Прохор.

— Как поохотился-то? — казалось, без особого интереса спросил батька.

— Добре, — буркнул в ответ сын и поправил на плече увесистую торбу. — Одной глухариной песней в лесу меньше стало. Зато на панской кухне смажениной [18]будет смачно пахнуть.

В голосе Прохора к ноткам сожаления прибавилась и какая-то злость. Сильно взволнованный он вошёл на панский двор.

Возле дома, у самого крыльца, его уже ждал Егор Спиридонович. Он рассеянно выслушивал какие-то объяснения конюха Назара и бросал короткие, но пристальные взгляды на приближающегося Прохора.

— А-а-а! Прохорка! Давай проходи. Ну, рассказывай, как сегодня удалась охота? Есть чем похвалиться? — обрадовано воскликнул пан Войховский, но слишком уж наигранной была его весёлость.

Прохор молча скинул с плеча котомку и вынул оттуда свой трофей. Егор Спиридонович восторженно поцокал, но долго разглядывать глухаря не стал.

— Отнеси Маланье. Отличное жаркое выйдет. Молодец, — небрежно похвалил пан охотника и, замявшись, добавил: — А сам ко мне подымись. Известить тебя надобно кое о чём.

У Прохора тревожно защемило сердце. Странное поведение и тон Егора Спиридоновича не предвещали ничего хорошего. Застыв на месте, крепостной провожал беспокойным взглядом ушедшего в дом пана Войховского. Раньше никогда такого не было, чтобы Егор Спиридонович минимум с четверть часа не расспрашивал об охотничьей вылазке. Значит, всё-таки разговор будет не из приятных…

Крепостные, особенно семейные, жуть как боялись быть проданными другому помещику. Ведь если покупалась одна семья, то зачастую надо было перебираться поближе к другому имению. Это доставляло массу хлопот с переездами, с жильём, с привыканием к новому месту. В большинстве случаев, при покупке крепостных, семьи оставались на своих селищах, просто менялся хозяин. Но иногда бывало и наоборот. В любом случае крестьяне претерпевали некоторый страх перед грядущими переменами в их привычном укладе жизни. Ведь даже если у них объявлялся новый хозяин, то ещё неизвестно, с какими причудами и характером он будет. И сейчас, судя по всему, именно к продаже крепостного шло дело.