Скрипка - Энн Райс Страница 21

– Тихо? – Я взорвалась. – Да ясейчас подниму на ноги весь город! Это моя спальня! И кто ты такой, чтобыдиктовать мне сны! Ты… Чего ты хочешь?

Он по-прежнему не находил слов от изумления –буквально оцепенел, пытаясь обрести дар речи. Он склонил голову набок, и мнеудалось рассмотреть его вблизи: впалые щеки, гладкая кожа, тонкий длинный нос ишишковатые пальцы. Он был по всем меркам очень красив, даже несмотря на свойнеприглядный мокрый вид. Двадцать пять… Я бы не дала ему больше. Впрочем, здесьнельзя быть уверенной. Сорокалетний мужчина может выглядеть очень молодо, еслипринимает правильные таблетки, пробегает в день необходимое количество миль ипосещает квалифицированного хирурга-косметолога.

Он дернул головой и бросил на меня злобныйвзгляд:

– Что за мусор тебе лезет в голову?

Голос у него был низкий и сильный – голосмолодого мужчины. Если бы голоса, которыми мы разговариваем, имели названия –подобно певческим, – то его голос можно было бы охарактеризовать как«убедительный тенор».

– Почему мусор? – спросила я,оглядывая его сверху вниз.

Крупный мужчина, несмотря на худобу. Впрочем,меня это не волновало.

– Убирайся из моего дома! – велелая. – Прочь из моей комнаты и моего дома сейчас же, до той поры, пока ясама приглашу тебя в гости! Ступай! Меня приводит в ярость, что ты посмелявиться сюда без моего разрешения! Вломился прямо в мою комнату!

Послышался громкий стук в дверь.

– Мисс Триана! Я не могу открыть дверь!Мисс Триана! – в панике верещала Алфея.

Он посмотрел в ту сторону, откуда доносилсяголос Алфеи, потом перевел взгляд на меня, покачал головой и что-топробормотал, после чего провел правой рукой по скользким волосам. Широкооткрытые глаза казались огромными. Я наконец разглядела, что самая красиваячерта его лица – губы. Но все эти подробности не охладили моего гнева.

– Я не могу открыть дверь! – вопилаАлфея.

– Все в порядке, – откликнуласья. – Можешь идти. Мне нужно побыть одной. Это мой знакомый музыкант.Нечего волноваться. Иди к себе.

Я услышала ее протесты, заглушавшиеглубокомысленное ворчание Лакоума, но настояла на своем, и в конце концов обаони утихомирились.

Скрип половиц возвестил, что слуги удалились.

Я повернулась к нему.

– Выходит, ты ее заколотил? –спросила я, имея в виду, разумеется, дверь, которую ни Лакоум, ни Алфея несмогли взломать.

Лицо его оставалось неподвижным – наверное,таким хотел видеть его Бог или его собственная мать: молодым, серьезным,лишенным тщеславия и хитрости. Большие темные глаза пытливо вглядывались вменя, словно среди всех второстепенных деталей моей внешности он старалсяотыскать какой-то важный секрет. Он не был погружен в мрачные раздумья иказался искренним и порядочным.

– А ты не боишься меня, – прошепталон.

– Конечно. С чего бы мне бояться?

Но это была не более чем бравада. Ядействительно на одну секунду испытала страх… Или нет, пожалуй, не страх.Другое чувство. Адреналина в крови поуменьшилось, и на меня снизошло ликование!

Я смотрела на призрака! Самого настоящегопризрака. Я поняла это. Знала – и ничто не смогло бы лишить меня этого знания.Я была абсолютно уверена!

В ходе всех моих блужданий среди мертвых яобращалась к дорогим для души воспоминаниям и останкам и сама отвечала за них,словно они были куклами в моих руках.

Но он был призраком.

И тут я испытала огромное облегчение.

– Я всегда это знала, – сказала я иулыбнулась.

Откуда взялось это убеждение, сказать не могу.Я имела в виду только то, что наконец поняла: жизнь – это нечто огромное, еенельзя вместить в рамки, от нее нельзя отмахнуться, и фантазии на тему«большого взрыва» имеют под собой небольшую почву, чем легенды о воскрешении измертвых или чудесах. Я снова улыбнулась:

– А ты думал, что я испугаюсь тебя? Тыэтого хотел? Ты пришел, когда мой муж умирал наверху, и начал играть на своейскрипке, чтобы испугать меня? Ты что, первый глупец среди призраков? Как такоемогло меня напугать? С какой стати? Ты сеешь страх…

Я замолчала. Дело было не только в выражениинезащищенности и мягкости на его лице, не только в соблазнительном подрагиваниигуб и манере хмурить брови – отнюдь не сердито, без осуждения. Дело было вчем-то другом – неуловимом и очень важном, о чем я только сейчас догадалась.Это создание действительно излучало что-то… Но что?

Безнадежный вопрос, я понимала. Ритм сердцаснова нарушился, что каждый раз будило в моей душе страх. Я поднесла руку кгорлу, потому что теперь мне казалось, что сердце бьется там, а не в груди.

– Я буду приходить к тебе в комнату,когда пожелаю, – прошептал он. Его голос обрел силу, молодость,мужественность и уверенность. – Тебе меня не остановить. Ты думаешь, разты день-деньской исполняешь танец смерти со всей своей мертвой командой… Да,да, я знаю, ты считаешь, что убила их всех: и мать, и отца, и Лили, иКарла, – какое глупое чудовищное самомнение считать себя причиной всехэтих ярких смертей, три из которых были столь ужасными и безвременными. Тыдумаешь, что можешь командовать призраком? Настоящим призраком – таким, как я?

– Приведи ко мне отца и мать, –потребовала я. – Ты ведь призрак. Приведи их ко мне. Верни их. Верни мнемою маленькую Лили. Пусть они тоже будут призраками! Сделай их призраками,верни мне Карла, не страдающего от боли, – хотя бы на секунду, наодно-единственное священное мгновение. Позволь мне подержать Лили на руках.

Мои слова ранили его. Я поразилась, нооставалась твердой.

– Священное мгновение, – с горечьюповторил он и, покачав головой, отвел взгляд.

Он казался разочарованным и даже сломленным,но потом снова задумался и посмотрел на меня.

А я вдруг почувствовала себя игрушкой в егоруках.

– Я не могу тебе дать это, –задумчиво произнес он. – Ты думаешь, Бог прислушивается ко мне? Тыполагаешь, мои молитвы слышат святые и ангелы?

– Значит ли это, что ты в самом делемолишься? – спросила я. – Так что ты здесь делаешь? Чего ради тывообще пришел? Я не о том, что ты сидишь сейчас на моей кровати вдемонстративно вольной позе. Зачем ты появился и позволил мне видеть и слышатьтебя?