Плохие люди - Джон Коннолли Страница 21

Будешь знать, жена.

Сон закончился, и события поплыли перед глазами Молоха, словно стена дождя. Это было так, словно огромное количество фотографий разорванных в клочки, перемешали друг с другом, так что люди на них приветливо улыбались толпе незнакомцев. Но и в этом коллаже он всегда оставался одним и тем же в кружащемся водовороте воспоминаний. Вот он сидит рядом с родителями, которых видит первый раз в жизни, среди братьев и сестер, которые давно уже умерли. Мальчишкой он бежит по песку, шлепая босыми ногами в накатившей волне; держит рыбу на крючке; плачет у костра. Это была его история, его прошлое, хоть, казалось, в нем билась не одна жизнь, но многие. Некоторые образы казались четче, чем другие, некоторые детали более различимы, но все они были связаны с ним, все являлись звеньями великой цепи его существования. Он был ярким и бесцветным. Черным и белым. Он принадлежал к данному времени и при этом ни к одному из времен.

Молох проснулся, чувствуя, как за ним наблюдают. Он почувствовал, что грубый материал, из которого сделана подушка, промок: он опять вспотел во сне. Ему казалось, он чувствует запах женщины, к которой прижался лицом, ощущает ее кожу, ее плоть, раздираемую ножом. Он пошевелился на койке, но не встал. Вместо этого ему хотелось вычислить наблюдателя по запаху, по дыханию и негромкому позвякиванию предметов, прикрепленных к его поясу. Образы из сна все еще проносились перед мысленным взором Молоха, и он вдруг понял, что стал слишком восприимчив, но заставил себя сосредоточиться на человеке, стоящем по другую сторону решетки. Это была полезная практика. Заключение так сильно ограничивало его способности, что он был рад любой возможности лишний раз их отшлифовать. Самое худшее в тюрьме было то, что жизнь здесь текла монотонно, каждый день был нестерпимо похож на предыдущий, так что каждый здесь становился провидцем, предсказателем судьбы, способным предугадать, где человек будет в тот или иной час дня; неотвратимость наступления этих событий может быть нарушена только внезапной болезнью или актом насилия.

Каждый день начинается с побудки в шесть утра, сопровождаемой криками охранников, кашлем и звуками смываемой воды в унитазе. Через два часа двери камер открываются, и каждый заключенный выходит на холодный бетонный пол, чтобы дождаться первого из шести обходов за день. Во время обхода никому не разрешается переговариваться. Затем по расписанию душ (Молох использовал любую возможность помыться, рассматривая упущения в личной гигиене как первые шаги к провалу), затем — завтрак, во время которого он всегда сидел за одним и тем же столом на одном и том же пластиковом стуле, поглощая пищу, являющуюся скорее источником энергии, но никак не едой. Потом Молох пойдет в прачечную, на место своей ежедневной работы, где перекинется парой слов с другими заключенными. Затем последует полуденный обход, потом обед, потом еще работа, потом час на прогулке во внутреннем дворе, ужин, еще один обход, и, наконец, он вернется в камеру, чтобы почитать и подумать. День завершится восьмичасовым обходом, и в десять отбой. В первую неделю пребывания здесь Молох просыпался во время поздних обходов, в полночь и в четыре утра, но теперь уже нет. В течение трех лет у него не было посетителей, не считая адвоката. Он сделал совсем немного телефонных звонков и завел мало приятелей. Ожидание продолжалось, и он был готов исполнить свою роль как нельзя лучше.

Но ожидание уже подходило к концу.

Молох повернулся на матрасе, вновь обретая контроль над своим телом. Закрыв глаза, он сосредоточился на обонянии и слухе.

Лосьон после бритья. С запахом сандалового дерева.

Едва слышный хрип, когда человек выдыхает. Проблемы с легкими.

Урчание в животе. Кофе на голодный желудок.

Это Рэйд.

— Давай просыпайся, — послышался голос Рэйда. — У тебя сегодня большой день.

Молох повернул голову и увидел худощавого мужчину, стоящего у решетки: на голове шляпа с полями, на брюках — заутюженные стрелки, словно лезвия. Рэйд посмотрел в сторону и крикнул, чтоб открыли камеру 713. Молох несколько секунд лежал на месте, потом поднялся на койке и провел руками по волосам.

Он знал сегодняшнюю дату. Некоторые заключенные теряли счет времени в этих стенах. Многие делали это намеренно, потому что ничто не может так легко сломить человека, которому сидеть двадцать лет, как попытка сосчитать, сколько дней осталось до освобождения. Дни в тюрьме тянулись медленно, словно длинные четки, которые очень сложно перебрать.

Но Молох был не из таких. Он считал не только дни, но и часы, минуты, даже секунды. Каждое мгновение, проведенное взаперти, причиняло ему боль, и, когда придет время отомстить за них одному человеку, он не хотел ошибиться, не хотел пропустить ни одного из этих мгновений. Его счет достиг 1245 дней, семи часов и — он посмотрел на часы — трех минут. Именно столько он провел в исправительной колонии «Темная Бухта» в Виргинии. Единственное, о чем он сожалел: та, кому он жаждал отомстить, не проживет под его ножом столько, чтобы Молох мог в полной мере выплеснуть свой гнев.