Оказия - Анна Шведова Страница 20

– Боюсь? – недоуменно приподнял бровь Оболонский, следуя за Джованни в распахнутые ворота, – Чего?

Во дворике Башни стояла женщина в черном. Несмотря на жару, ее лицо было скрыто вуалью. И несмотря на жару, Константин поежился.

Толстый, пропитанный водой и старостью камень хранил прохладу, столь спасительную сейчас и, вероятно, совсем не радующую зимой. В нижней части башни, куда допустили Константина, было вполне уютно: в большой гостиной, совмещавшей в себе и кухню, и спальню (судя по наличию двух полатей в дальнем углу, аккуратно завешенных вышитым занавесом), были прочный дубовый стол, стулья, резной шкаф с книгами, полки с тщательно расставленной посудой, на каменном полу лежали несколько шкур. Вещи были простыми и незатейливыми, вместе с тем в совокупности создавали впечатление добротности, чистоты и даже некоего вкуса. Два небольших узких оконца давали света не много, но в разгар летнего дня легкая полутьма даже радовала. В верхнюю часть башни вела каменная лестница, частично выщербленная, но пока еще крепкая. Наверняка наверху есть по меньшей мере еще одна комната, подумал Оболонский. – хозяйка не станет спать здесь, как не станет делить стол с прислугой. Почему он решил, что Ситецкая – не простая мещаночка и уж тем более не селянка?

– Итак, господин Оболонский, почему Вас интересуют старые легенды? – спросила женщина, подходя с подносом, на котором стоял небольшой пухлый графин и два затейливых бокала, заполненных наполовину рубиновой жидкостью.

– Это вино, не бойтесь, – улыбнулась она, заметив колебания мужчины и позволяя выбрать любой из бокалов. Их руки едва не соприкоснулись… но не соприкоснулись. У Оболонского появилось странное ощущение почти физического притяжения, будто некий мощный магнит обнаружил в его жилах вместо крови расплавленный металл. И в этом не было магии, Константин мог бы поклясться. Ее он не чувствовал. А притяжение было.

Из-за вуали, да еще в полутьме черты лица хозяйки были трудноуловимы, однако не вызывало сомнений, что это женщина лет тридцати или чуть больше, с белой кожей и светлыми, очевидно, голубыми глазами. Ее красивые светлые с явной золотинкой волосы были тщательно уложены и большей частью спрятаны под легчайшую шляпку, черное платье облегало стройную фигуру, движения полны изящества.

– Вы спрашиваете себя, что я здесь делаю? – лукаво улыбнулась женщина, угадав мысли Константина, и горьким шепотом добавила:

– Прячусь.

Ее поднятая к лицу рука секунду-другую помедлила в странной нерешительности, затем длинные тонкие пальцы немного приподняли вуаль так, чтобы Ситецкая могла пригубить вино…

Оболонский не отвел взгляд, не отвернулся и не отошел в сторону. Он спокойно отпил глоток насыщенного терпкого вина, отставил бокал. Вино было горьковатым на вкус, но удивительно приятным, на миг у тауматурга даже закружилась голова. Он улыбнулся и сказал:

– Если желаете, зовите меня Константином. А что касается древних легенд, то они куда интереснее нынешних сплетен, слухов и дрязг. Вы не находите?

– Я Вас понимаю, – пряча странную улыбку за стеклом бокала, ответила женщина, – Меня зовут Екатериной.

Левая часть лица Ситецкой, по крайней мере та, что оказалась видна из-под вуали, была чудовищно изуродована мешаниной шрамов, еще не вполне заживших и вряд ли когда-нибудь заживущих полностью.

– Странное место Вы выбрали для уединения. Вы не боитесь призраков?

– Призраков? Не смешите меня, откуда здесь призраки? – Катерина почему-то пришла в хорошее расположение духа, в ее движениях появилось больше живости и огня, в голосе – игривости, – Древняя легенда не есть причина для появления призраков, уж Вам-то это должно быть известно?

– Почему же? – не согласился Оболонский, – Если верить преданию, здесь заперли ведьму и она умерла в заточении, так и не сумев ни успокоиться, ни простить, ни отомстить. Разве этого мало? Я бы опасался.

– Вы верите слухам, – с сожалением сказала Ситецкая, – Вы же умный человек, я не сомневаюсь в этом, но как Вы можете верить слухам?

– О нет, слухам я не верю. Но иногда они содержат крупицу истины, и ради этой крупицы я готов перевернуть горы слухов.

– Вы готовы рискнуть потерять красивую легенду только ради того, чтобы узнать неприглядную правду о том, что случилось на самом деле?

– Представьте, готов.

– Вы не похожи на этнографа, я сразу же это заметила, а теперь еще раз убедилась, – рассмеялась Катерина завораживающе низким грудным смехом, – Ни один любитель сказок не откажется от фантазий, своих или чужих. Он будет их беречь и лелеять, чтобы ненароком не столкнуть с правдой и не разрушить иллюзию. Разве не этого Вы ищете?

– Легенда – плод воображения многих людей и даже многих поколений, невольно или намеренно искажающих правду ради более красивого слова или более драматического звучания. Но настоящий ученый никогда не побрезгует правдой. Ему важен не конечный результат, а то, что происходило между правдой и вымыслом. Как и почему правда стала вымыслом – вот что мне нужно. И я не собираюсь тешить себя иллюзиями.

– О-о, – удивленно протянула Ситецкая, вглядываясь в своего гостя из-под вуали, – Вы интересный человек, господин Оболонский. Надолго ли к нам?

– Не думаю, – покачал он головой, – Мне нужно разрешить одну загадку, и как только это случится, я уеду.

– Что ж, жаль. Мне было бы интересно познакомиться с Вами поближе.

– Но я еще не уехал. И загадку не разгадал. И ничто не мешает нам знакомится.

Ситецкая потаенно улыбнулась, отпила глоточек.

– Что ж, тогда для начала я расскажу Вам то, о чем мало кто знает. Эти земли достались мне от покойного мужа, а он, если не ошибаюсь, выиграл их в карты незадолго до своей смерти. Когда он умер, а я оказалась в… довольно сложном положении, – ее рука непроизвольно дернулась, замерла на полпути к лицу, сжалась в кулак и опустилась, – Мне пришлось спешно покинуть дом и распродать все, что у меня было. Мне нужно было скрыться, уйти от… преследовавших меня людей, а потому эти заброшенные земли в болотной глуши, оставшиеся мне в наследство, оказались очень кстати. Я не стану рассказывать, как я здесь обустраивалась. Сказать по правде, это было ужасно, – понизив голос, почти прошептала она, – Я, как и Вы, первым делом прослышала про местную легенду и сделала примерно такие же выводы – здесь не может не быть призрака или чего-нибудь подобного. Да, я боялась, ужасно боялась, но у меня не было выбора и поселиться здесь все же пришлось – как Вы понимаете, мне не хочется слышать шушуканье за моей спиной и принимать лживое сочувствие. Мой слуга Джованни силен и очень предан мне, но с призраками бороться ему не под силу. Лучший способ бороться со страхом – это посмотреть ему в лицо. Я должна была понять, с чем мне придется столкнуться и как я смогу этому противостоять. Поэтому я стала изучать все, что связано с этой легендой, и прежде всего – документы. Да, не удивляйтесь. В местном архиве до сих пор сохранились записи двухсотлетней давности, которые никто не удосуживается посмотреть. Там были записки какого-то воеводы о том, что он видел, когда брали «ведьму» в замке Яничей на болотах. Вы ведь достаточно хорошо знаете эту легенду? Так вот, по записям воеводы, не было никакого штурма, не было никаких зачарованных слуг. Марко, муж знаменитой Бельки, Любелии, сам вывел связанную женщину, заплаканную и избитую, пришедшим Инквизиторам и бросил им в руки со словами: «да свершится над тобой праведный суд, проклятая ведьма». Это ли любящий муж, молящий о милосердии к своей обезумевшей жене, как гласит легенда? Вот Вам правда, господин этнограф. Белька не была ведьмой, иначе Инквизиция никогда не отпустила бы ее. Никакие прошения, никакие просьбы не спасли бы ее в те времена. Любелию отослали в эту Башню только из-за того, что муж пожелал от нее избавиться и взять себе другую.