Алхимик - Донна Бойд Страница 20

А теперь позвольте попытаться рассказать вам, что с нами произошло после того, как мы покинули руины храма. Изоляция, страх, душевный хаос терзали нас денно и нощно. Мы не страшились смерти, но не боли. Нас наполняли сверхъестественные силы, но мы боялись их употребить. Мы обладали знанием, но не имели мудрости. Насколько нам было известно, мы остались последними существами подобного сорта. Мы отчаянно искали друг у друга поддержки и утешения, ибо те мечты, которые осмеливался лелеять один из нас, обретались в душах двух других.

Мы жили отшельниками на изобильной земле, плодами которой опасались воспользоваться, изгнанные собственным стыдом и страхом перед духовенством, которое, безусловно, желало отомстить разрушителям обители Ра. В те времена жрецы уступали в могуществе лишь фараону, а в некоторых случаях даже превосходили его. Мы знали о жрецах высшего ранга, обученных в обители Ра или одним из ее учеников и обладавших подлинными знаниями в области практической магии – знавших в ней толк и имевших полномочия ее применять. Существовали, помимо того, жрецы более низкого ранга, в основном – политические ставленники, едва знакомые с тайным искусством, но обладавшие большой властью в мире правителей и золота. Их сдерживали лишь ими же придуманные моральные принципы, направленные только на собственное продвижение. Вот их-то по понятным причинам и следовало особенно опасаться.

Нас терзал и другого рода страх, о котором мы не осмеливались говорить вслух или даже упоминать. Страх, укоренившийся столь глубоко, что он маячил на мрачном горизонте наших снов и просыпался вместе с нами. Мы, великие боги, какими мы себя считали, практикующие маги, владеющие особым тайным искусством, в какой-то безумный, неуправляемый момент, поддавшись эмоциям, выпустили на волю неведомую дотоле силу. Из-за нас горели камни. Из-за нас сгорели в собственных постелях невинные люди. По нашей милости падали и умирали самые могущественные практикующие маги всего Египта, из-за нас пропали накопленные за целую вечность знания. Что могло бы произойти, вздумай мы снова объединить силы? Вероятно, в следующий раз разрушительный потенциал, созданный нами почти без усилий, поглотит и нас тоже. Не исключено, что он погубит нечто любимое нами более нас самих.

Мы вели скудную жизнь не только из-за неведомых до сих пор опасений в отношении обретенного нами могущества, но также из-за гораздо более прагматических помех – нехватки основных ингредиентов, необходимых для осуществления превращений высокого уровня.

Нас обучили двум типам магии: первый заключался в манипулировании реальностью путем использования внутренней воли и личной энергии, другой изменял реальность путем сочетания личной энергии с природными элементами – подобно тому, как, соединив кровь быка и смолу, можно изготовить чернила, или, извлекая эссенцию из коры ивы, получить аспирин. К примеру, если высушить определенную траву, смешать ее с кальцинированной солью и затем подвергнуть возгонке с нашатырем, получатся пары, необходимые для превращения дерева в камень, при условии правильной постановки задачи и концентрации воли. Однако без требуемых элементов даже сильное желание могло лишь придать дереву внешнее сходство с камнем. Трансформированный таким образом предмет на ощупь оставался деревянным, ломался как дерево и горел как дерево, поскольку деревом и оставался.

В обители Ра мы привыкли к неслыханной роскоши – даже редчайших материалов было в избытке. Но в глубине пустыни, испытывая недостаток в ступках, пестиках и колбах – основных орудиях нашей профессии, – мы оказались весьма ограниченными в своих возможностях. А произнося фундаментальные магические заклинания или создавая самую обычную алхимическую формулу, мы ощущали вкус пепла и слышали крики умирающих и потому не осмеливались продолжать попытки. Думаю, что, пожалуй, не стань это вопросом выживания, мы совсем перестали бы заниматься магией. Любой из нас.

Побывав в огненной яме, мы узнали о вещах пострашнее смерти и теперь понимали, что, если нас схватят, мы узрим еще более. Поначалу мы прятались в пещерах и маскировали костры, тайком пробирались через города и каждый день меняли место стоянки. Но мы были молоды, а страх не задерживается в душах юнцов. В конце концов мы нашли место в глубине пустыни, подальше от жрецов, и разбили лагерь надолго.

Не могу сказать, сколько прошло времени, прежде чем мы начали выбираться, каждый в отдельности и все вместе, из прочного кокона сплетенных нами же страхов. Там, в пустыне, вдали от подъема и спада Нила, время для нас не имело значения. Даже если бы и возникла мысль об отсчете часов и минут, мы отказались бы от нее. В юности продолжительность жизни человека кажется непостижимой. Существование представляется вечным. Время исчезло для нас. Остались только вдохи, выдохи, ночной сон для отдыха и пробуждение для еды. И нескончаемый монотонный ритм наших мыслей.

Мираж. Чаще всего это необычное преломление света через мерцающие пески пустыни. Благодаря ему отдаленные объекты кажутся гораздо ближе, чем они есть на самом деле. Еще он может быть обманом зрения, порожденным отчаянным стремлением полумертвого от жажды или голода человека получить облегчение в жестоком одиночестве. Тогда несчастный видит то, о чем мечтает. А иногда это продукт магии.

Событие, о котором мне следует рассказать, произошло, пожалуй, на пятый день нашего пребывания в суровой пустыне, когда мы всеми правдами и неправдами обеспечивали себе существование: тесно прижимались друг к другу ночью, чтобы согреться, и на рассвете шагали по следам хищников за водой. Нефар оторвала от обгоревшей и запятнанной туники полоски ткани, чтобы сделать Акану и мне набедренные повязки; иначе нам пришлось бы ходить голыми. Ни у кого из нас не осталось обуви. Голодные, грязные, страдающие от жажды, мы были испуганы. Наше отчаяние было столь велико, что, увидев мираж, мы непременно поверили бы в его реальность.