Дьяволы судного дня - Грэхем Мастертон Страница 2

Вокруг стояли молчаливые, темные фермы с закрытыми окнами и захлопнутыми трубами, далее виднелись коричневые поля, на которых застыли коровы, прижавшиеся друг к дружке, и надеющиеся таким образом спастись от холода. Я видел, как слюна, застывая в воздухе, срывалась с их волосатых губ. Я проезжал мимо таких же безжизненных, как и фермы, домов и замерзших полей, спускающихся к темной реке. Единственный признак жизни, который я заметил, был трактор с колесами, так заляпанными глиной, что их размеры казались вдвое больше обычных. Он стоял у края дороги с заведенным мотором, Но рядом никого не было.

Наконец дорога привела меня к мосту у Куильи. Я мельком увидел танк, о котором говорили старики. Но в следующее мгновение я потерял из виду и мост, и танк. Затормозив, я попытался развернуться, но мотор заглох, и пять минут прошли в бесплодных попытках завести эту тупую машину. Из ворот ближайшей фермы выглянула женщина с серым лицом и с удивлением уставилась на меня. Но затем дверь захлопнулась снова. Наконец— то мне удалось завести свой драндулет, и я выбрался на дорогу.

Как только я выехал из— за поворота, то сразу же увидел танк, но решил отъехать на несколько ярдов в сторону, чтобы вновь не засесть в грязь на моем «Ситроене». Выйдя из машины, я сразу вляпался в кучу коровьих лепешек. Пришлось остановиться и почистить ботинки о придорожный камень, и лишь затем я отправился осматривать танк.

Он был темным и неуклюжим, но на удивление маленьким.

Я думаю, что в наши дни большинство людей уже не помнят, какие маленькие танки участвовали во Второй мировой войне. Его поверхность была выкрашена в черный цвет и местами попорчена ржавчиной, металл кое— где был покорежен. Я знал, что это за танк, возможно, это был «шерман» или что— нибудь подобное. Но это, безусловно, американский танк — на боку виднелись белые звезды. Я двинул по железу ногой — оно гулко загудело в ответ.

По дороге медленно шла женщина с полным ведром молока. Она смотрела на меня и, поравнявшись, поставила ведро на землю остановилась. Она была сравнительно молода, лет двадцати трех — двадцати четырех, на ней был красный костюм. Она выглядела как дочь фермера. Ее руки были грубы от доения коров на холоде и ветру, щеки пылали ярким румянцем, как нарисованные чьей— то умелой кистью.

— Bonjour, mademoiselle, — поприветствовал я ее, и она ответила наклоном головы.

— Вы американец?

— Да.

— Я так и думала. Только американцы останавливаются и смотрят.

— Вы неплохо говорите по— английски.

Она улыбнулась:

— Я работала в Англии, три года.

— Но почему вы вернулись на ферму?

— Моя мать умерла, а отец остался совсем один.

— У него прекрасная любящая дочь.

— Да. — Она опустила глаза. — Правда, я собиралась уехать на следующий день обратно, но мне там было очень одиноко.

Я вновь бросил взгляд на громоздкий разбитый танк.

— Мне сказали, что танк был подбит. А ночью здесь можно услышать разговоры убитых…

Девушка ничего не ответила.

Я немного подождал, затем взглянул на нее.

— Как вы думаете, это правда? — спросил я. — Его подбили?

— Вы не должны говорить об этом, — ответила она, иначе ведро перевернется.

Я бросил взгляд на ее алюминиевое ведро.

— Вы серьезно? Если мы будем говорить о духах в танке, молоко выльется?

— Да, — прошептала она.

Я думал, что слышал обо всем на свете, но это было нечто новое. Здесь, в современной Франции, образованная молодая леди говорит шепотом около старого разбитого «шермана», что якобы привидения из танка выльют ее свежее молоко. Я положил руку на холодное железо и решил, что напал на что— то особенное. Роджер это одобрит.

— А вы сами— то слышали этих духов? — спросил я.

Она отрицательно покачала головой.

— А вы знаете кого— нибудь, кто слышал? Кого— нибудь, с кем я могу поговорить?

Девушка взяла ведро и пошла по дороге. Но я догнал ее и пристроился рядом, не обращая внимания на то, что она не смотрела в мою сторону и не разговаривала со мной.

— Я не хочу быть назойливым, мадемуазель. Мы вместе с моим другом пишем книгу о Второй мировой войне, а эта история очень интересна, мы можем ее использовать. Кто— то же должен был слышать эти голоса, если они существуют?

Девушка остановилась и тяжело взглянула на меня. Она была очень хорошенькая для нормандской крестьянки. Такой прямой нос можно было видеть у женщин на картинах XI века в Бауехском музее, глаза были чистого зеленого цвета. Под ее грубой жилеткой и юбкой скрывалась довольно красивая, привлекательная фигурка.

— Я не знаю, почему вы так разволновались. Ведь это же только сказка, слухи, не так ли? На самом— то деле никаких духов не существует?

Девушка молча смотрела на меня. Затем произнесла:

— Это не духи, это другое.

— Что значит «другое»?

— Я не могу вам ответить.

Она вновь пошла вперед, и на этот раз довольно быстро.

Я с трудом поспевал за ней. Наверно, если ходить по три мили от коровника до дома и обратно дважды в день, то ноги, естественно, окрепнут. Но так как у меня не было таких тренировок, я порядочно запыхался, и когда мы дошли до ворот, у меня заболело горло.

— Это моя ферма, — проговорила она. — Я должна идти.

— И вы не хотите мне больше ничего сказать?

— Больше нечего говорить. Танк стоит здесь со времен войны. Это уже более тридцати лет, не так ли? Ну какие голоса можно услышать в танке через тридцать лет?

— Вот об этом— то я: вас и спрашиваю, — сказал я ей.

Она повернулась ко мне в профиль.

— Вы мне скажете ваше имя?

На ее губах появилась легкая улыбка.

— Мадлен Пассерель.

— Даниэль, сокращенно Дан, Мак Кук.

Девушка протянула мне руку:

— Очень приятно было с вами познакомиться. А сейчас я должна идти.

— Я увижу вас еще раз? Завтра я снова буду здесь. Я должен закончить карту.

Она покачала головой.

— Да не собираюсь я вас пытать, — успокоил я ее, — может быть, мы пойдем чего— нибудь выпьем? Есть здесь где— нибудь бар поблизости?

Я оглядел замерзшую сельскую местность.

— Ну, может быть, небольшая гостиница? — поправил я себя.

Мадлен взяла ведро в другую руку.

— Я очень занята. Кроме того, мой папа нуждается в постоянной заботе, — ответила она.

— Кто та пожилая женщина?

— Какая женщина?

— Которая выглянула из дверей, когда я разворачивал машину. Она была в белом.