Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню Страница 2

К огорчению отца, окончание университета совпало с первыми литературными опытами Ле Фаню, и адвокатской практикой молодой барристер так и не занялся. Но все же профессиональная подготовка зря не пропала: реальное представление о существующем в мире зле (в том числе уголовном), навыки дотошного расследования и убедительной подачи материала — все это весьма пригодилось. Кто-то ценит Фаню-писателя выше, а кто-то задвигает во второй ряд, но как ремесленнику ему воздавали все: его изобретательности и дотошности в разработке сюжета, умению подбирать детали и воспроизводить атмосферу. Литература «страшного и таинственного» значительной частью своего репертуара обязана его усердной фантазии, непрестанно создававшей «древние легенды», «местные предания» и «воспоминания» кладбищенских сторожей и суеверной домашней прислуги. Начинал, кстати, Ле Фаню с «героических» баллад и поэм, которые ирландцы доверчиво приняли за свое наследие. Мистика часто начинается с мистификации.

Для мистификации очень удобна оказалась роль «собирателя» Парселла. Точные даты «рождения» и «смерти» Парселла определить невозможно, поскольку в 1838 году этот католический священник именуется «покойным другом» автора, скрывающего, разумеется, свой юный возраст, но, уж во всяком случае, «умереть» Парселлу полагалось не позднее, скажем, 1820-го, а, как мы знаем, Парселл, в свою очередь, дружил с голландским капитаном, явившимся в страну вместе с Вильгельмом, то есть еще до конца XVII века. В любом случае фигура «собирателя» позволяет Ле Фаню существенно состарить некоторые тексты, в особенности включенную в «Записки Парселла» героическую балладу в духе «Лохинвара» (из воспоминаний старшего брата, Уильяма, известно, что баллада была написана по его просьбе, для публичного исполнения, именно в духе «Лохинвара», который был тогда в моде). Верх нахальства: вот, дескать, каков наш фольклор, заявляет «публикатор» во вступлении к этому отрывку, а ведь в Ирландии поэзия достигла таких высот без всякого знакомства с «Лохинваром». Равным образом и видение пьяницы из того же собрания кажется особенно достоверным, поскольку в ту пору «еще не был написан „Ватек“», и потому это наивное описание «обладало всей привлекательностью новизны в сочетании с выразительностью, присущей рассказу очевидца».

За исключением истории о мертвом женихе, приведенной голландским капитаном, все прочие «духовидческие» «Записки Парселла» носят скорее комический характер. Пьяница, узревший ад под ступеньками собственной лестницы; мужа за три дня отсутствия сочли мертвым, жена спешит обвенчаться с другим до наступления поста, а священника зовут изгонять подоспевшего к свадьбе «призрака»; в старого гусака, по мнению местного специалиста по «гастрономии» (разумеется, «астрономия»), вселился дух покойного крестьянина. «Реальное» привидение обнаруживается только в рассказе «Привидение и костоправ» — покойный сквайр заставляет перепуганного крестьянина вправлять ему вывихнутую лодыжку, а для храбрости подкрепляется глотком самогона… увы, по ошибке он хватается за бутылку со святой водой и тут же рассеивается, оставляя в руках костоправа больную ногу. И это правильно: в основе народных рассказов о призраках лежат панибратские отношения со смертью, великой уравнительницей. «Костоправ» не призрака боится, а своего барина, и при жизни известного неласковым нравом.

Уже в этих «Записках» проступает интерес к социальному укладу Ирландии, к ее традиции, характерам и типажам, которые отходят в прошлое. Рассказы о привидениях, как и некоторые баллады, можно счесть условно этнографическими, другие рассказы — о дуэли последнего О'Коннора и похождениях капитана Фицджеральда — тяготеют к жанру исторической новеллы. Комическая струна, к сожалению, вскоре умолкнет (право, жаль — именно такая интонация всего пленительнее в «страшной истории»). Зато историческая линия, «вальтер-скоттовская», развернется в роман о старом Дублине «Петух и якорь», отзвуки которого специалисты находят у Джойса в «Поминках по Финнегану», и в сложнейший роман «Дом у кладбища».

«Дом у кладбища» вышел в переводе на русский язык; не стоит лишним пересказом перебивать читателям удовольствие. Можно с полным правом обещать все, что любят в «толстой книге перед сном»: тайны и ужасы, родовую месть, неслыханное коварство, отвергнутых наследников, внезапные узнавания, несправедливые приговоры, преданную любовь и счастливый конец. В этом романе удачно сошлись все лучшие стороны писательского дара Ле Фаню: знание исторических деталей и местных преданий, любовь к таинственному в сочетании с реалистическим подходом, умение увлекать, не обманывая. Сам автор считал эту книгу вершиной своего творчества. И был разочарован, не добившись ожидаемого успеха.

Критики привыкли делить профессиональную жизнь писателя на три периода. Первый — молодая, яркая пора — заканчивается примерно в 1850 году. В первые же два года своей литературной деятельности Ле Фаню создал двенадцать рассказов, вошедших позднее в «Записки Парселла». Среди них имелось и несколько вполне реалистичных, в том числе разросшаяся позднее в «Дядю Сайласа» «Тайная история ирландской графини» и повлиявшая на Шарлотту Бронте история невинной девушки, выданной замуж за двоеженца и преследуемой его первой, скрываемой и полубезумной женой. Удивительна гибкость фантазии молодого автора, его способность работать на любом поле, от комического до страшного, от занудно-реалистического до философского. Из двенадцати текстов (включая один стихотворный!) едва ли найдется два однотипных. Но в 1840 году Ле Фаню приобретает газету «Уордер» (на деньги, которые отец предназначал для начала его адвокатской карьеры), в скором времени возглавляет «Дублин Ивнинг Мейл» и продолжает тесное сотрудничество с «Дублин Университи Мэгэзин». В ту пору, помимо рассказов, Ле Фаню публикует множество литературных и театральных рецензий. Он пишет множество «правильных» историй с привидениями, удовлетворяя потребности своих изданий, в том числе создает «готическую новеллу» в духе Анны Рэдклифф с непременными итальянцами: «Спалатро: из записок фра Джакомо». Как и многие другие произведения того периода, безделушку эту Ле Фаню подписывать не стал. Только в 1980 году публикацию из «Дублин Университи Мэгэзин» за 1843 год атрибутировали — а ведь именно в этой проходной вещи впервые возникает образ красавицы-вампирши, из которого тридцать лет спустя возникнет бессмертная (во всех отношениях) Кармилла.

Все его сюжеты раннего периода настолько оригинальны и хороши, что ко многим он возвращался (порой дважды и трижды), перерабатывая их в новые рассказы или в целые романы. Но для молодого Ле Фаню призраки — поденщина, хлеб насущный. Серьезная книга — это исторический роман с проирландской ностальгией, подобной прошотландской тенденции у Вальтера Скотта; это «Петух и якорь» или «Судьба полковника Торлофа О'Брайена». Однако ирландский колорит оказался невостребованным. Публика решила, что хватит с нее одного Вальтера Скотта. К тому же ирландцы оказались не столь живописными, как шотландские горцы. Неуспех «Дома у кладбища» казался тем более обидным, что роман был издан после долгого молчания, во всяком случае, после долгого перерыва в «серьезных книгах». Между «Судьбой полковника О'Брайена» и этой книгой пролегло шестнадцать лет, за которые многое успело измениться в судьбе самого писателя и его страны.