Испорченная реальность - Джон Урбанчик Страница 2

С пистолетом.　

О пушках я знал мало. Только что они черные или серые, иногда со вставками дерева и слоновой кости. Некоторые стреляли очередями, другие нужно было постоянно перезаряжать. Они плевались дробью, нулями, патронами, и плохо приходилось тому, кто стоял у них на пути. Этого мне хватило. Я метнулся в коридор и, держась за стену, влетел в кухню — прежде чем первая пуля выбила щепку из косяка. Я слишком спешил, чтобы посмотреть, насколько большую, но выстрел прочистил мне мозги. Головная боль усилилась, заставляя сконцентрироваться на кухонном столе. Осталась только одна мысль: бороться. За свою жизнь, за жизни жены и сына. Бороться за дом и за все, что мне дорого. Рядом с плитой стояла подставка для ножей. Я понимал, что лезвие не поможет против пистолета, но это было лучше, чем ничего.　

Вот только подставки с мясницким, разделочным, хлебным и канцелярским ножами (черт, да сейчас сгодился бы и ножик для снятия кожуры) на месте не оказалось.　

Что-то было не так, не только с моей головой (или в моей голове, что еще хуже), но я этого пока не понял. Вместо ножа я схватил наполовину использованный рулон бумажных полотенец.　

Больше всего смущало, что квартира была одной планировки с моей. Спальни — по коридору, между ними ванная, кухня выходила в гостиную, раздвижные стеклянные двери вели на балкон. Отсюда я мог попасть в кладовку или выбежать на улицу — через дверь в прихожей.　

Мужик, преследовавший меня, не оставил мне времени. Завернул на кухню из коридора, направил пистолет мне в лицо и сказал:　

— Убирайся, на хрен, из моего дома.　

— Моего... — Не удавалось найти нужных слов, собраться с мыслями. Начни я спорить, и он нажмет на спусковой крючок и расплещет мои мозги по плиткам из нержавейки над конфорками. У нас таких не было. А рядом с плитой не висели бумажные полотенца. У нас в спальне не жил мужик с пистолетом.　

Ничего подобного. Я не знал, где очутился. Думаю, тогда-то и понял, что, убив меня, он, возможно, окажется прав.　

Тут меня вывернуло.　

III　

Стоит отдать парню должное: он меня не пристрелил. Целился мне в лицо, пока я стоял, и терпел, когда я сложился вдвое и заблевал ему кафель. Моему желудку это понравилось так же, как моей голове.

К моей чести, я не упал. Пришлось приложить усилия.　

Он ничего не сказал. Тот первый выстрел был, я думаю, предупредительным, показывал, что шутить мужик не намерен. Возможно, мне повезло и он не хотел меня убивать — даже если я попал в чужой дом. Волноваться об этом я буду позже.　

Вытерев рот, я посмотрел на него (поверх ствола) и попятился в прихожую. Добрел до двери, отпер тот же замок, что и в моей квартире, и, не сводя глаз с незнакомца, защищавшего свое жилище, вышел.　

На двери был тот же номер, что и у моей квартиры (1142). Коридор был таким же — открытый переход: стоя у перил, можно было увидеть все тринадцать этажей, если посмотреть вниз. Большие стеклянные панели над головой давали днем много света, особенно на такой высоте. Чувствуя, что реальность ускользает, я попятился — к главному проходу.　

Он стоял у двери, направив на меня пистолет — дольше, чем я мог на него смотреть. Мысли путались. Голова кружилась, паника нарастала. Скоро меня схватят охранники, приедет полиция или соседи выйдут узнать, в чем дело.　

Но это точно мои соседи. В этом я был уверен. В квартире 1138, которой всегда не хватало восьмерки, гордо носившей номер 113.　

Дойдя до лифта, я решил спуститься по лестнице. Медленно. Сперва посидел на площадке, сжав голову руками, пока мир не перестал вращаться, и еще немного — на всякий случай.　

Я слышал шум в коридоре, голоса и шаги, но никто, видимо, не догадался проверить лестницу или просто не захотел. Я не знал, куда идти и что делать, так что решил поразмыслить над этим, пока спускаюсь. Перебирал в голове варианты. У меня не было денег, даже проездного на автобус или в метро. Из одежды — треники и футболка, обычный ночной прикид зимой. Ни обуви, ни носков. Я понял, что мне не холодно из-за адреналина, но это не значит, что я не замерзну ночью.　

На пятом этаже у меня был друг, бывший коллега. Хотя друг — это сильно сказано. Мы пару раз ходили в бар после работы, но я не видел Роджера с тех пор, как он устроился в фирму рядом с Чайнатауном. Я не мог вспомнить ее название, даже его должность, когда он работал со мной, но знал, что Роджер всегда был милым, особенно после пары кружек пива. Мне нужна была Карен, но в этот момент сгодилась бы и дружеская поддержка.　

Грязный и ошеломленный, я постучал в дверь Роджера. Еще раз.　

Наконец он ответил. Приоткрыл дверь и, смерив меня взглядом, сказал:　

— Прости, приятель, похоже, ты ошибся дверью.　

— Роджер, — сказал я.　

Он нахмурился, изучая мое лицо:　

— Мы знакомы?　

— Конечно, — ответил я. — Это я. Кевин.　

Он повторил мое имя, словно пробуя его на вкус:　

— Кевин?　

— Мы вместе работали.　

— А, — сказал Роджер, кивая. — Точно, работали. Кстати, где именно?　

— В «Кроунком».　

— «Кроунком»! Да! — На его лице забрезжили узнавание, несомненно ложное, потому что иначе он бы сразу меня узнал. — Ага, точно, я там работал. Не припомню тебя, приятель, но, думаю, все нормально. Плохо выглядишь.　

— И чувствую себя тоже не очень.　

— Отлично, отлично. Принесу тебе аспирина и бутылку воды, и ты вернешься к себе.　

— Я не могу.　

Его брови изогнулись, только на миг:　

— Что значит «не могу»?　

— Меня выгнали из квартиры. Мужчина с пистолетом.　

Он наклонился ко мне, словно хотел поделиться секретом, и прошептал:　

— Тогда, может, стоит позвонить в полицию, а не ломиться к незнакомцу?　

— Мы не незнакомцы, — сказал я.

— Аспирин, — продолжал Роджер. — Вода. Черт, я сегодня щедрый, даже дам тебе двадцатку на новую бутылку и место для ночлега.　

— Мне не нужны деньги. — Ничем хорошим это не кончится. Да и как иначе? Я едва думал, а Роджер говорил, что не знает меня. Но он бы не успел меня забыть!　

— Скажи спасибо, — заметил он, — что я не вызываю полицию.　

Роджер захлопнул дверь.　

Оставил меня в коридоре, как идиота. Что еще мне оставалось?　

Он вернулся через минуту, как обещал, с аспирином, бутылкой воды и свернутой двадцаткой. Я сунул таблетки в рот, отчаянно желая облегчения, и запил их несколькими глотками. Не понимал, насколько сильно хочу пить.