Холодные близнецы - С. Тремейн Страница 19

Но мы на самом деле почти добрались. И сейчас расстояние между мной теперешней и мной тогдашней – моей старой жизнью, моей умершей дочерью, ее прахом, развеянным над пляжем в Инстоу, казалось правильным и нужным. Как бы там ни было, я хочу жить. Двухдневное путешествие из Кэмдена в Шотландию с ночевкой в Скоттиш-Бордерс оказалось грандиозным и сильно подчеркнуло наше стремление поменять жизнь. Расстояние слишком велико, чтобы возвращаться.

Чем-то мы напоминали американских пионеров девятнадцатого века, переселенцев, направляющихся на повозках в Орегон. Я крепче вцепилась в руль. Мы должны освободиться от нашего прошлого, мы сбежим от него. Я постаралась не думать о том, кто находился на заднем сиденье автомобиля.

Но все же который из двух геральдических танцующих единорогов остался в живых и превратился в призрак самого себя?

Это должна быть Кирсти. Конечно, Кирсти.

– Кирсти, гляди!

Мы приближались к Скаю. Тронутый ржавчиной семейный «Форд Фокус» загромыхал по исхлестанному дождем популярному среди туристов портовому городку Кайл-оф-Лохалш. Мы свернули на центральную улицу и поехали в сторону автомобильного моста. Дождь стих.

Под высоким мостом катились серые пенящиеся волны залива Лох-Алш, и меня начало подташнивать, затем мы съехали на развязку.

Итак, мы на острове Скай. Позади белела горстка маленьких домиков, и на смену им пришла первозданная природа.

Природа здесь и суровая, и прекрасная. Слева – острова и горы отражаются в воде цвета индиго, поросшие вереском горбатые склоны спускаются к самой кромке пролива, где эхо разносит гул прибоя. Плывет одинокая лодка. Дорога вьется сквозь еловые лесопосадки и, кажется, уходит в никуда, теряется в тени среди деревьев.

На острове Скай дико, страшновато и в то же время – просто потрясающе. Световые пятна от позднего осеннего солнышка озаряют далекие горы, как будто рукотворная подсветка, и непрерывно движутся. Сбросив скорость возле забора из сетки-рабицы, я присмотрелась и различила росу – она сверкала на траве, словно крохотные дрожащие бриллианты.

Нам надо преодолеть всего несколько миль до Орнсея. Дорога расширилась, и я начала узнавать зеленые холмы и стальные озера, которыми я любовалась в Гугле.

– Там папа!

Кирсти радостно тычет пальцем, Бини ворчит.

Я сбрасываю газ до скорости пешехода и смотрю туда, куда показывает моя маленькая девочка, и – да, она права. На каменном пирсе перед белоснежным викторианским зданием с островерхой крышей и фасадом, обращенным к проливу, стоят двое мужчин. Легко понять, что это Энгус и Джош Фридленд: рыжую голову Джоша ни с чем не спутаешь.

Итак, здесь Энгус и Джош. Мои сомнения истаивают в воздухе. Значит, рядом отель «Селки» и парковка – прямо на набережной. А разбросанные вокруг бухточки аккуратные садики и новые дома со стеклянными стенами – это деревня Орнсей.

Ну и самое главное – я подняла глаза к небу, будто молясь в церкви, – что островок в проливе с маяком на нем, такой скромный на фоне горных просторов и безбрежного океана, и есть наш конечный пункт.

Вот мой новый дом, и его название звучит как колокол. Или, вернее, удар грома.

Торран.

Еще пять минут езды по узким переулкам – и мы на стоянке возле «Селки». Моторки причалены к берегу, лодки стоят на якоре, под ветром в них что-то звякает: талрепы, спинакеры, бушприты – скоро я узнаю, что значат все эти мудреные термины. Мне придется обогатить свой язык морским лексиконом, как и положено жителю острова Торран. Несмотря на мои тревоги, идея мне очень понравилась – я хотела, чтобы новым стало все.

– Привет, дорогая! – говорит Энгус Кирсти, когда та медленно вылезает из машины.

Она моргает от порывов ветра, прижимая, как всегда, Лепу к груди. Собака встряхивается, лает и выскакивает на бетонку вслед за моей дочерью.

– Здравствуй, Бино! – Энгус приветствует пса и расплывается в улыбке.

Он любит собаку.

Я довольна и пытаюсь не обращать внимания на грусть. Ведь я доставила сюда собаку и дочь живыми и здоровыми.

– Поздоровайся с дядей Джошем, дорогая, – говорит Энгус моей семилетке, которая глазеет по сторонам с полуоткрытым ртом.

Наша дочь вежливо и скромно произносит: «Здрасте». Энгус поворачивается ко мне, одаривая меня улыбкой.

– Неплохая получилась поездка, а? – спрашивает Джош.

– Два дня, и готово, – отвечаю я. – Я бы могла и еще за рулем посидеть.

– Ха!

– Энгус, а может, переберемся во Владивосток?

Энгус вежливо посмеивается. Он преобразился и выглядит настоящим шотландцем. Щеки разрумянились, щетина потемнела, и он уже не кажется чистюлей: более морщинистый, просоленный и мужественный. Розовый шелковый галстук и дизайнерский пиджак архитектора он сменил на свитер грубой вязки, теперь у него царапины на руках и капельки краски в волосах. Он прожил здесь уже три дня – «наводил порядок», создавал для меня и Кирсти пригодное жилье.

– Джош отвезет нас на своей лодке.

– Вам, ребята, ПРОСТО НЕОБХОДИМА лодка, – заявляет Джош, по-дружески целуя меня в обе щеки. – На Торране без нее будет туго, а приливы вас еще до ручки доведут.

Я изображаю на лице воодушевление.

– Спасибо, Джош, это как раз то, что нам нужно услышать в наш самый первый день.

Он по-мальчишески ухмыляется. И я вспоминаю, что мне нравится Джош. Из всех друзей Энгуса он вообще не пьет. Никогда. А значит, и Энгус будет меньше поддавать.

Держась за веревку, как заправские альпинисты, мы спустились с пирса в лодку Джоша. За нами побежал Бини, Энгус позвал его, и пес с неожиданной грацией прыгнул в лодку. Затем подошел черед Кирсти – она волновалась, но выглядела устрашающе спокойной – Лидия, когда волновалась, всегда была такой: без движения смотрит перед собой, как в кататонии, а глаза сияют от восхищения.

– Все на борт, якорь мне в глотку! Торран на горизонте! – восклицает Джош, чтобы порадовать Кирсти.

Она хихикает. Джош, отталкиваясь шестом, выводит лодку на глубину, Энгус быстро выбирает веревку, и мы отправляемся в очень важное плавание по волнам вокруг острова Салмадейр – более крупного, чем наш, – который расположен между Орнсеем и Торраном.

– Вон там живет крутой миллиардер.

Я успеваю смотреть и на Салмадейр, и на довольное личико Кирсти: ее нежно-голубые глаза с удивлением глядят на воду, на острова и на бескрайнее гебридское небо.

Я вспоминаю ее отчаянный крик.

Мам, мам, иди быстрее! Лютик упала!

Меня опять накрывает волна давней боли. Ведь это – действительно единственное доказательство того, что умерла Лидия, а не Кирсти. Но почему я поверила ее словам?

Потому что у нее не было очевидных причин для лжи. Ни тогда, ни когда-либо еще. Однако, возможно, она сама странным образом запуталась. И я даже способна понять, почему. Ведь в то роковое лето близняшки буквально жонглировали своими именами, чуть ли не менялись индивидуальностями. Они были одинаково одеты и одинаково подстрижены. В то лето они любили играть в эту игру со мной и с Энгусом. Мама, кто из нас я? Кто я, мама?