Игра - Анастасия Волкомир Страница 19

Я нащупал рукой мягкую поверхность кровати. Лена сдерживалась от слез.

– Он подставил нас. Я точно тебе говорю, он подставил нас. Там зашифрованы наши имена. Он отомстил нам.

Я ответил не сразу. Мне потребовалось несколько минут тишины, чтобы привести мысли в порядок.

– Мы не знаем наверняка, что там написано. Да и послание еще никто не расшифровал.

Несколько позже до меня дошло, что она никак не отреагировала на самоубийство своего коллеги.

– Даже если он нас подставил, нам все еще нечего предъявить, помнишь? И вообще, человека больше нет. Разве тебя не расстраивает это?

– Да плевать я на него хотела!

Я застыл.

– Но… Лен…

– Ты меня не слышал? Он – предатель. К черту его. Сам умер, так еще нас за собой заберет. Нет уж, я не собираюсь так жить!

– Лен, остынь. Ты об этом не знаешь наверняка. Возможно, там было что-то личное. Мы совсем его не знаем.

– В том то и дело, не знаем. Чертова свинья. Он мне с самого начала не нравился.

– Вот как… я что-то не слышал от тебя таких слов.

Она прищурилась: – Много ли ты знаешь…

– Да. Немного. Вообще ничего.

Я как раз хотел поговорить с ней об этом, но теперь момент упущен. Прежней Лены не было. Да, она была в состоянии шока. Сейчас она могла сказать что-то, не подумав, но происходящее было больше похоже на бред параноика.

Она ушла в соседнюю комнату, а я остался один на один с комментариями «экспертов».

«Пацан ушел в Элизиум»

Почему-то именно за эту фразу зацепился мой глаз.

Я вспомнил фразу Лены и подумал: «А не так ли я не виноват?»

Перед сном я скролил ленту, чтобы убедиться, не смогу ли я сам разгадать этот шифр? Не смог. Если каждый символ соответствовал букве – получалась какая-то околесица. Они идут не по порядку, да и какая именно буква относится к соответствующему знаку – понять совсем нелегко. Мой мозг отказывался работать.

Сокол не выразил соболезнований по поводу смерти затравленного мальчика, но подчеркнул новость о послании, которую без того знают все. Толя также упомянул, что было еще что-то, но я посчитал это очередной ложью. Доказательств не было.

Впрочем, через пару часов появилось сообщение о том, что нашли еще одну записку в рабочем столе, но там совершенно другой шифр, состоящий из крючков и витиеватых символов.

Когда я собирался сохранить его, обнаружил, что сделать это уже невозможно. Он удален, а сделать скриншот я не успел.

***

Наутро я застал Лену, собирающую вещи.

– Куда ты?

Ее тон был спокойным. Голос выдавал хрипотцу. Глаза опухшие. Вряд ли за эту ночь она поспала хотя бы пару часов.

– Домой. Посижу у родителей, пока все не утихнет.

Я подумал: «А если не утихнет?», но вслух не произнес.

– Я думал, ты своих предков терпеть не можешь. – Это была одна из причин ее переезда ко мне.

– Не могу. Я поругаюсь с ними, как только обустроюсь, но… к черту. Лучше побуду с ними последние деньки своей свободы, чем буду трястись у всех на виду.

Я до боли закусил нижнюю губу.

Она вяло собирала все нажитое в чемодан. Ни капли жизни в ее действиях не было. Возможно, это решение было спонтанным, а может и вымученным, но со стороны казалось, что та собиралась на каторгу.

Я резко взял ее за плечи и встряхнул: – Тебя никто не посадит!

Она с презрением смотрела на меня из-под опущенных век.

Ответа не было, но я понял, что она хотела сказать тем самым.

«Это все ты»

Я медленно разжал ладони, и Лена продолжила начатое, будто ничего не произошло. Если раньше она видела во мне каменную стену, то теперь я был для нее пустым местом.

***

– Я пришел сознаться! – в порыве ярости выкрикнул я, зайдя к дяде в кабинет.

Он, побледнев в лице, чуть было не уронил бумаги. Стратегии у меня никакой не было. Ноги снова сами приволочили меня сюда, на этот раз без малейшего колебания. Все произошло так спонтанно, что до сих пор не могу поверить, что решился на это.

– Опять? Что на этот раз? – он начал протирать очки, – А я-то думал, ты за ум взялся.

На этот раз я намотал свои сопли на кулак, обратного пути нет: – Я – создатель игры Пандемониум.

Он посмотрел на меня исподлобья, будто услышал какую-то глупость.

– Че, очередной куратор? – последовал громкий вздох, – Господи, Евгений, лучше б ты опять с капота той девятки свалился. Тебе заняться нечем? Зачем ты в это дерьмо вляпался? Кто тебя надоумил? Максим? Анатолий?

– Дядь, я серьезно. Я…

– Что, я? Ты думаешь, ты у меня тут один такой? У меня каждый день приходит на сознанку, как минимум, один, а иногда и три таких несозревших умов. Теперь представь, скольких я отправил восвояси за один только месяц.

Я не задумывался над этим. Неужели люди готовы заложить себя, чтобы вкусить минуту славы. Какая дикость. Скоро люди начнут убивать, лишь бы оказаться в первым строчках газет. Если, конечно, уже не начали.

– Дядь, я не вру. Это правда. Ну, хочешь, я докажу тебе это. Ты только меня в этом обвини, а других не надо.

Он снял очки и внимательно рассмотрел меня.

– Совсем с ума сошел? – тихое, почти еле уловимое предположение дошло до моих ушей.

Теперь я обмяк: – Но… я…

– Пошел вон отсюда! – он рявкнул так резко, что я, чуть было, не потерял сознание. Мне тоже не давался сон, да и во рту не было ни маковой росинки.

Я набрал воздуха, чтобы снова объяснить причину своего прихода, но глядя на его выпяченную нижнюю челюсть и сдвинутые брови, молча, задком, вышел из кабинета.

Все-таки он прав, я болен. Я – неизлечимо больной идиот.

Все кругом правы кроме меня самого.