НКВД. Война с неведомым - Александр Бушков Страница 19

Увы, от этой идеи он по размышлении отказался. И отнюдь непотому, что ему претили такая нечистоплотность. Дело было совершенно в другом.Ему вдруг пришло в голову: а что, если ведьма и там вывернется точно так же,как это было с башкиром? Если она и там пустит в ход нечто, и ее отпустят сизвинениями, забудут напрочь, а потом будут совершенно искренне уверять, чтоникакой такой Лизелотты у них в работе и не было вовсе?

Он совершенно не представлял, что же теперь делать. Небежать же из дома на какую-нибудь квартиру поспокойнее? Это было унизительно, вконце концов. Они не первый год ходили под смертью, черт-те что испытали,видели, перенесли, и вот теперь… Фигу!

Так ничего и не решив, сердитый и хмурый, он пнул жалобнозаскрипевшую металлическую ажурную калитку и вошел в дом чернее тучи…

Из кухни доносились возбужденные голоса, там суетились итопотали, что-то упало, что-то загрохотало…

Только оказавшись в кухне одним прыжком, Капитан сообразил,что успел в секунду выхватить пистолет. И убирать его в кобуру пока что нестал. Потому что в кухне происходило нечто не только непонятное, но и недоброе.

Все вокруг было густо забрызгано кровью – и подсохшей уже,свернувшейся, и совершенно свежей. Ютта сидела посреди кухни на аккуратнойнемецкой табуреточке, скорчившись, прижимая к груди руку, обмотанную какой-тотряпкой. Чем была эта тряпка совсем недавно, определить не представлялосьвозможным – она была насквозь пропитана кровью. Студент и Одессит суетилиськак-то особенно бестолково, бесцельно, в уголке примостился лакей, белый, какмел, бормотал что-то про себя, заведя глаза под лоб, то ли молился, то ли ещечто, а Павлюк торчал в углу с лицом, чужим и безнадежным.

– Что у вас тут, мать вашу? – рявкнул Капитан с порога.

– У нее кровь не останавливается, – сказал Студент,улыбаясь криво, жалко, растерянно. – Пошла завтрак готовить, чиркнуланожом по пальцу… Кровь, понимаешь, никак не останавливается. Что ты ни делай.

Капитан видел, сколько было крови повсюду. Он ужаснулся –потому что так опять-таки не бывает, не может вытечь столько крови изпорезанного пальца… Наклонился, не обращая внимания на то, что пачкал китель,размотал тряпку, силком разведя Юттины руки.

Достал носовой платок, потер ее палец. Платок вмиг пропиталсякровью, но Капитан все же успел рассмотреть источник столь обильногокровотечения – это была и в самом деле сущая царапина, порез на среднем пальцедлиной едва в сантиметр…

Лакей пробормотал у него за спиной, что раньше с фройляйнтакого никогда не было. Капитан и сам прекрасно помнил, что на его глазахчетыре дня назад Ютта точно так же порезала палец, открывая консервную банку изих пайка – и ранка очень быстро перестала кровоточить, как оно с мелкимипорезами обычно и бывает…

Ютта бледнела на глазах, стала заваливаться набок. Подхвативее, Капитан рявкнул:

– Вы что стоите, в бога душу? Павлюк, машину!

Старшина, словно опомнившись только теперь, выбежал,отчаянно бухая сапогами, а Капитан подумал с отрешенным страхом: ну, если имашина не заведется…

«Виллис» завелся, впрочем, как и полагалось ухоженноймашине, опекаемой не самым лучшим на свете, но и не скверным водителем. Юттауже не могла держаться на ногах, Капитан поднял ее на руки и бегом вынес издома.

Павлюк летел, не соблюдая никаких правил, сигналя на каждомшагу. Они просто чудом никого не сшибли.

Капитан расхаживал у одной из палаток полевого госпиталягде-то с полчаса, смоля папиросу за папиросой, и в голове, такое впечатление,вообще не было ни единой мысли – только острое осознание того, что этонеправильно. Все происходящее было неправильно, не полагалось ему быть вовсе, аоно было наяву, мерзость такая…

Потом вышел военврач, то ли Борис Маркович, то ли МаркБорисович, специалист, по отзывам, от бога, стянул перчатки, постоял рядом,повздыхал. Все было ясно по его душевному семитскому лицу, но Капитан тем неменее не верил. Потому что и это было насквозь неправильно. Люди так неумирают.

– Ну что, голубчик, – сказал врач, задушевно кивая. –Такой вот случай… Летальный. Называется это – гемофилия. Если подробно…

– Я знаю, – сказал Капитан, комкая окурок.

Он и в самом деле прекрасно знал из книг, что такоегемофилия. Неудержимое, патологическое кровотечение из любой, самой пустячнойцарапины, то есть – верная смерть. Но в том-то и дело, что не было у Юттыникакой гемофилии и быть не могло. Будь у нее гемофилия, она бы истекла кровьюв тот, прошлый раз…

– Вы… уверены? – только и сумел он спросить.

– Молодой человек, – сказал то ли Марк Борисович, то лиБорис Маркович с явственной обидой, прорывавшейся через профессиональнуюучастливость. – Что вы скажете про человека, который закладываетвзрывчатку под рельсы?

– Что он диверсант, – вяло ответил, как на экзамене,Капитан.

– Это непреложно, правда? Человек, который так поступает,зовется не иначе как диверсантом. Вот… Так и я. Когда я вижу классическуюгемофилию, то именно ее и вижу. Такие дела… Вы, быть может, хотите… посмотреть?

Капитан мотнул головой. Не хотел он ни смотреть на мертвую,ни прощаться мысленно. Все было неправильно, абсолютно все… И это тоже.

Он вернулся к «виллису», и Павлюк без приказа завел мотор,тронул с места. Не глядя на начальство, осторожно спросил:

– Умерла?

Капитан ничего не ответил. Прошло довольно много времени,прежде чем Павлюк осторожненько спросил:

– А вот как насчет, товарищ капитан… С вами, значит,тоже было?

Капитан опять промолчал.

– Молодые вы еще, – сказал Павлюк. – Несталкивались. А это бывает. Оно бывает. Понятно…

Он молчал до самого дома. Когда загнал «виллис» во двор ивыключил мотор, Капитан так и остался сидеть в машине, весь перемазанныйкровью. Ему никуда не хотелось идти и ничего не хотелось делать, ему было всеравно.

Павлюк ушел в дом. И там почти сразу же раздались выстрелы –раз, два, три! Громкие хлопки пистолета «ТТ», особенно оглушительные в тесномпомещении.

Капитан пошел в дом – вяло, без особого интереса, смутныедогадки все же вертелись у него в голове…

Лакея он нигде не увидел. Одессит и Студент, явно только чтобегом спустившиеся со второго этаже, стояли с непонятным выражением на лицах, апосреди холла лежала чертова фройляйн Лизелотта, мертвее мертвого, и над нейстоял Павлюк с пистолетом в недрогнувшей руке. Завидев Капитана, он переложилпистолет в левую руку, зачем-то отдал честь и старательно отрапортовал, кривярот в подобии напряженной улыбки:

– Разрешите доложить, товарищ капитан… Данная немецкаягражданка, во всеуслышание вопя «Хайль Гитлер!» средь бела дня пыталась в менявыпалить из данного пистолетика. Верфольф сплошной, я так прикидываю. Скрытаянацистка или, полагаю, пособница. Пришлось принять неотложные меры…