Кошки-мышки - Наталья Тимошенко Страница 19

К тревожной радости Яны, ее приняли в совет по делу об убийстве бездомного и ведьмы. Да и не могли не принять, учитывая ее сны. Удивило только, что все если и не безоговорочно в них поверили, то отнеслись к ним с должным вниманием. А тревожной была радость, поскольку Яна оказалась в группе самой младшей, всего лишь студенткой, и боялась не оправдать ожиданий.

Собраться решили дома у судмедэксперта Леры, хотя сначала разговор шел о каком-то кафе. Насколько Яна могла судить по многозначительным переглядам Леры и Алексея, знаковом месте для них. И даже Никита Андреевич, похоже, о нем был наслышан.

— Знаете что, я столько не зарабатываю, по кабакам каждый день шляться, — в конце концов заключил Алексей. — Тем более в условиях короны. Я, например, еще не болел. Ладно когда с Вороновым, там не отвертишься. Но без него давайте уж сами.

— Давайте, — охотно согласилась Лера. — К тебе поедем?

Она сказала это с определенной долей сарказма, и по тому, как сник Алексей, Яна поняла, что за этим предложением кроется нечто болезненное. У полицейского аж скулы свело.

— Да хоть в парке на лавочке, — проворчал он, и Лера смягчилась.

— Не май месяц по лавочкам рассиживаться. Ко мне поехали.

По дороге заскочили в супермаркет, где Лера и Яна купили три пакета готовой еды, чтобы «не работать на пустой желудок».

— Это сексизм, — заявила Лера, когда Алексей сунул ей деньги и сказал, что в магазин идут они с Яной.

— Это возможность выбрать еду на свой вкус, — не остался в долгу тот.

Доля правды в его словах была, поэтому ни Лера, ни Яна больше спорить не стали. Зато, когда в мясном отделе они проходили мимо говядины, которую просил купить Алексей, и Яна напомнила об этом, Лера демонстративно осмотрела прилавок и сказала:

— Хм, я не вижу здесь вяленой говядины с тмином, как он просил. Очевидно, ее не было в продаже.

Яна усмехнулась и молча согласилась с этим. Они отдали на кассе сумму едва ли меньшую, чем та, которую оставили бы в кабаке за четверых.

Лера жила на окраине города в одной из старых девятиэтажек, смотрящих на мир еще деревянными окнами и окруженных высокими деревьями, вымахавшими за десятилетия практически выше домов, так что и не понять, что было раньше: дома или деревья. Наверное, летом двор утопает в зелени, а на редких лавчонках, стоящих у подъездов, по вечерам собираются местные жители, но сейчас и лавочки, и двор были пусты, а деревья — голы. Зато ярко светились окна, заменяя темному двору негорящие фонари. Из разговора в машине Яна поняла, что Никита Андреевич и Лера — соседи, их квартиры находятся на одной лестничной площадке, и сейчас разглядывала темные окна на седьмом этаже, гадая, какие из них — Никиты Андреевича. Раз он живет напротив Леры, а Лерины окна, как та сама сообщила, выходят не во двор, а на лесополосу с обратной стороны, значит, окна Кремнева выходят сюда.

Лифт поднимался медленно, будто стоял здесь с самого начала, никогда не ремонтировался и тоже был пенсионером, как дома и деревья, а пенсионеру уже тяжело тащить в себе четверых людей. Он скрипел несмазанными петлями, дергался на каждом этаже, словно вспоминал, на каком ему нужно остановиться, и наконец медленно раскрыл двери.

В тесной прихожей места оказалось мало для всех, поэтому Лера и мужчины вошли первыми, чтобы отнести на кухню продукты, а Яна ждала в общем коридоре, пока они разденутся. Ждала и разглядывала темно-коричневую металлическую дверь напротив, явно новую, выбивающуюся из общей картины. У всех соседей, и у Леры в том числе, двери были старые: у кого деревянные, у кого «обитые кожей молодого дерматина», как говорит ее отец. А у Никиты Андреевича металлическая.

— Яна? — позвал ее преподаватель, и она торопливо вошла в квартиру, закрыла дверь за собой.

Все ушли на кухню, поэтому она смогла оглядеться, пока снимала пальто и ботинки, но смотреть в прихожей у Леры было не на что. Вешалка на стене, которую сейчас и не видно вовсе за куртками, подставка для обуви внизу, комод у противоположной стены. Единственное, за что цеплялся глаз, — это зеркало на комоде. Не то, которое идет в комплекте с самим комодом, а другое: маленькое, очевидно, старое и разбитое. Тяжелая серебряная рама потемнела от времени, но цела, а отражающая поверхность покрыта паутинной сеткой, будто морщинками. Странно, почему Лера не выбросила разбитое зеркало? Или хотя бы не убрала его с комода, если уж оно ценно для нее как память.