Уж-ж-жасные пчелы - Роберт Лоуренс Стайн Страница 18

Мне чуть было не удалось выскользнуть из их лапок. И тогда они подняли на меня свои жала.

По всей вероятности, они — что-то вроде пчелиной полиции. Быть может, пчелы подозревают меня в намерении взломать и ограбить улей?

Увы, у меня не было возможности вступать с ними в дискуссию. Они подняли меня в воздух и силой увлекли за собой. Пчелы жужжали и впереди, и позади меня, не оставляя надежды на спасение.

Когда мы пролетали мимо окна моей комнаты, я закричал изо всех сил:

— На помощь!

«Гэри» удивленно поднял голову от тарелки с крекерами. Он только улыбнулся и помахал мне рукой.

Меня это здорово рассердило. Я готов был лопнуть от гнева.

И тут мне в голову пришла одна мысль, одновременно дерзкая и отчаянная.

Грозно зажужжав, я вырвался из пчелиной цепочки и пулей влетел в открытое окно комнаты.

Неужели остальные пчелы не последуют за мной? Неужели?

Тогда все пропало!

Но пчелы-полицейские ринулись за мной в окно.

Увидев меня и моих рассерженно гудящих преследователей, «Гэри» остолбенел. Свернув в трубку свой комикс, он приготовился прихлопнуть нас.

Я описал по комнате большой круг. Другие пчелы сделали то же самое.

— Прочь! Прочь отсюда! — завопил «Гэри».

Нас еще слишком мало, решил я. Нужно привести сюда целый рой пчел.

И я вылетел обратно в окно. Пчелиная «полиция» последовала за мной.

Теперь я возглавлял пчелиную цепочку. Я устремился к гаражу мистера Андретти и влетел в знакомую уже дырку в сетке.

Опустившись перед самым летком, сделал глубокий вдох.

Неужели мне придется опять нырять в эту противную тьму?

Я понимал, что выбора у меня нет.

— Смелей же, Лутц! — ободряюще крикнул я себе.

И бросился в отверстие летка.

В улье я принялся носиться по всем закоулкам, сердито жужжа, натыкаясь на стены и задевая других пчел.

Весь улей ожил и загудел.

Жужжание превратилось в настоящий рев. Затем — громкий рев. И наконец, рев этот стал угрожающим!

А я все продолжал метаться по улью, больно ударяясь о липкие стенки, яростно жужжа и расталкивая его обитателей. И наконец, весь улей пришел в неистовое волнение.

Я превратил пчел в разгневанный рой.

Пора! Я снова вылетел из улья в мягкие вечерние сумерки. Миновав дыру в сетке и оказавшись на свободе, я стал набирать скорость.

За мной, черной тучей выделяясь на темно- синем небе, летел пчелиный рой.

О, как здорово мы жужжали!

Мы превратились в один яростно гудящий клубок.

Выше, выше!

Я вел за собой рой прямо к окну комнаты «Гэри».

Сталкиваясь друг с другом в воздухе, неистово жужжа, мы ворвались в комнату этого самозванца.

— Ой! — Он так и подскочил на постели.

У него уже не оставалось времени, чтобы произнести хоть слово.

Я вцепился ему в волосы. Разъяренный рой по моему примеру окружил «Гэри,» облепив его голову, лицо, плечи.

— На п-помощь! — позвал он, но его слабый крик потонул в жужжании пчел.

А я тем временем перебрался на кончик носа «Гэри».

Ну, что, достаточно? — строго спросил я. — Теперь-то ты вернешь мне мое тело?

— Никогда! — упрямо заявил он. — Мне безразлично, что вы со мной сделаете! Я никогда не верну тебе твое тело! Оно теперь мое, и я его не отдам!

— Уф! — Я просто не верил собственным ушам.

Да ведь «Гэри» был весь облеплен разъяренными пчелами. И все-таки он не хотел ничего слышать.

Я совсем растерялся.

Пчелиный рой уже терял всякий интерес к «Гэри».

Несколько пчел перебрались на тарелку с медом, а большинство просто вылетело в открытое окно.

— Тебе это даром не пройдет, Дирк! — пригрозил я.

Вне себя от ярости я закружился над ним. И неожиданно вонзил свое острое как игла жало в кончик носа «Гэри».

— Ой-ой-ой!

Испустив дикий вопль, он схватился за укушенный нос.

От боли самозванец повалился лицом на постель.

— Знай наших! — торжествующе воскликнул я.

На какой-то миг я почувствовал себя победителем.

Крошечная пчелка сумела одолеть такого огромного врага! Я одержал победу в битве с гигантом!

Но, увы, мое торжество оказалось недолгим.

Внезапно я почувствовал, что совершил не-поправимое. Я вспомнил, что бывает, когда пчела-медонос кого-нибудь ужалит.

— Я умираю, — слабо пробормотал я. — Я ужалил его, и теперь ничто не спасет меня от смерти.