Звездочет поневоле - Оксана Бердочкина Страница 18

«Уже не терпит заветная встреча». Хозяин распустил свои сны, и мыши залезли в постель, нарядив на дурные мордашки темные маски серьезных обезьян; облачились в японские пижамы, заведомо опережая события.

Когда-то смысл встречи заключался в том, чтобы явиться и промолчать, рассказав тем самым о своей усталости и наблюдениях. Если бы ты мог ответить на все мои вопросы, но я, увы, не корреспондент, а ты так легко в себе запутался. Это всего лишь усталость из прошлой жизни, нет ничего того, что ты себе вообразил, нет тех смертей, о которых ты думаешь, и нет того раздражения, что меняет твое отношение к миру. Он цитирует сам себя, украшая шкатулку из многоцветного стекла бесцветными, сухими бабочками, а черно-белые шахматы увеличивают его потенциальную концентрацию, прививая любовь к яркому сопротивлению полутонов. Если бы герои не обладали способностью непонимания, все было бы значительно проще и опытней. Если бы ты мог не думать о том, о чем не стоит, не замирать на долгое время в своих размышлениях, возможно, твое время крутилось бы иначе и приготавливалось для тебя по-особенному. Впрочем, подобное решение вряд ли позволило бы встретиться черному и белому и уж тем более многоцветно разродиться вследствие выигрыша, а все, потому что не только мне надоела частица Бы.

«Господь всегда оберегал меня, порой мне кажется, что мое царство – теплый сон, и однажды оно падет, в то время когда я потеряюсь средь хаоса происходящего».

«А я беру меч! И, действуя с ним в суете, – вырезаю для себя взгляд Сына Истины».

«Лжец, ты убиваешь его».

«Когда-то я покупал любовь, я думал, что та есть монета, но Бог мой! Я, увы, ошибался. Любовь – это Бог. И к этой ошибке меня приучила мать, я стучался к ней, но в четверг она утонула. Четверг был самым любимым из ее земных дней. В каждый вторник новой недели ее печаль становилась усиленно разнообразной. В свой каждый прожитый день я вкладывал новую монету, но где же мера? Я не замечал, что, откидывая комплексы – я превращаюсь в скотину…»

– Стоп! Кто вписал эти слова? Что значит «откидывать комплексы»? Вы учили текст?! И где главная реплика: «Между нами обман шести, ты прав Сын Истины»? Я вас всех спрашиваю!?

Сквозь свет горящего прожектора в страхе краснели потерявшиеся лица, еще утром их выгоняли, заключив, что они абсолютно бездарны и безответственны, вслед был выброшен стул и еще несущественная часть хрупкого дешевого реквизита. В два часа дня, наконец, достучавшись в режиссерскую комнату, с мольбой на устах: «Это же весь наш смысл», – им разрешили остаться, устроив небольшое чаепитие в достаточно холодной и даже где-то надменной обстановке.

После пяти вечера на некоторых из них нацелили камеру – это был телевизионный замысел, что повествовал о небольших столичных театрах, где играют далеко не традиционные вещи. А дальше сплошные нервы находили свой выход в извилистых коридорах театрального уголка. Ведь кто-то из представителей актерской среды некрасиво заявил, что пойдет по трупам, но добьется своего желаемого, тем самым не лучшим способом зарекомендовав святое место.

Человек с изогнутыми скулами не стал спорить, ибо сам по себе обладал свойством яда кураре. Он блеснул своим заманчивым глазом бестии, поджав узкие губы, и сквозь развешенные черные плащи кто-то выкрикнул: «Она убежала!». Черные, коротко подстриженные волосы подсели в лучах прожектора, он дернул ногой, не обнаружив перед собой любимого стула, а после резко разогрелся и залепетал, без всякого сомнения:

– Что он сейчас сказал?

– Он сказал: «откидывая комплексы».

– Откидывая комплексы! – выкрикнул некто вдогонку.

– Убрать! Мне напоминает это комплексные обеды, все это как-то грубо и неестественно.

– Убираем… Уже убираем… Может, музу пригласим? Она уже здесь, выспалась… В кухне ждет… – ехидно гнусавил верный помощник.

– Да пошла она. Заново, уроды! Продолжаем работать! – с чувством толка покорял Педант.

– Заново! – подтвердил некто уже сверху.

«Кто-то из нас лишится чувств, когда мы увидим перед собой стену великого плача. Спокойствие как буря – когда ты зол, никто не может сказать стоп, но ты Сын Истины, ведаешь всеми ответами. Скажи, что это не наш рассказ, ибо солнце, словно связь между глазами одного лица. Это горящая линия призывает чувство любви. Я голоден в момент, когда забываю о нем».

«Господь всегда оберегал меня, порой мне кажется, что мое царство – теплый сон, и однажды оно падет, в то время когда я потеряюсь, средь хаоса происходящего».

«А я беру меч! И, действуя с ним в суете – вырезаю для себя взгляд Сына Истины».

«Лжец, ты убиваешь его».

– Стоп! Все не так! Вы делаете все не так! По-вашему, это заученный текст? Где реплика «между нами обман шести»? Ты должен был произнести это еще до слов «Господь всегда оберегал меня».

– В моем сценарии этого нет, – с сожалением замечает актер, продолжая: – Вместо этого вписано: «Я голоден».

– Покажи!

– Вот… текст, – боясь подойти к Педанту, актер сбрасывает листок со сцены, вслед подскакивает старательный помощник и, не смея заглядывать в пойманный им кусочек сценария, скорее спешит к своему господину, что уж как битый час искусственно тянет их общее время.

– Кто изменил ему текст? Этого не было в сценарии. Еще вчера была исправлена старая редакция, должны были основательно подготовиться и все выучить. У нас осталось мало времени, премьера через неделю, а вы до сих пор с листа читаете. Нехорошо сыграть – это ваше дело, если кто-то желает опозориться, но текст… это уже слишком! – Поучал разъяренный Педант, уничтожая своего преданного слушателя. – И кто из нас любитель паутин?

– Возможно, ваша муза подскажет… – лукавил затаившийся рядом голос.

– Муза? Но зачем она мне? Хотя, пригласите.