Мертвое море - Тим Каррэн Страница 18

Еще больше ряби, на этот раз у него из-за спины.

Он почувствовал, словно в груди что-то раскрылось, как цветок: в цистерне с ними что-то было, двигалось в грязной воде и вело себя очень скрытно, играя с ними в сводящие с ума прятки.

«Судя по звуку, оно довольно крупное», — подумал Гослинг.

В следующий момент его тело напряглось, словно приготовившись к атаке. Он стоял и ждал, когда нечто схватит его за лодыжку или обернется вокруг горла.

Снова всплеск, потом еще. И наконец, самый худший звук из всех — скользящий шелест, как будто что-то толстое и влажное задело стальную переборку.

Гослинг подумал: «Оно не знает, где именно мы находимся, ищет нас, как гончая, по запаху.»

Морзе торопливо попятился. Он крепко сжимал в руках багор, приготовившись использовать его в любой момент. На лице капитана застыло выражение глубокого ужаса, а губы были сжаты так крепко, что казалось, будто он задержал дыхание. Гослинг повернулся и поспешил к выходу, неистово шлепая по воде и боясь поскользнуться. Достигнув лестницы, он начал по ней взбираться.

Со стороны воды донеслось еще больше звуков.

Морзе закричал:

— Лезь наверх! Ради бога, лезь!

Путь до люка, казалось, занял целую вечность. Вейдерсы Гослинга отяжелели от воды, подошвы скользили по ступеням, руки цеплялись за поручни. Старший помощник, не осознавая, что делает, бросил багор. Выбравшись на свет, в распростертые объятия Маркса, он помнил лишь, что мельком увидел нечто, когда Морс бросился к нему, — странное, извивающееся существо, следующее за капитаном по пятам. Чем бы оно ни было, оно было большим, просто огромным.

Выбравшись из цистерны, Гослинг помог Марксу вытащить Морзе из люка. Втроем они рухнули на пол, не говоря ни слова. Морзе и Гослинг пытались отдышаться и все обдумать: они не знали наверняка, была ли их реакция преувеличенной, но были почти уверены, что нет.

Морзе вытер лицо.

— Закройте этот гребаный люк, — сказал он, и его слова прозвучали как приказ.

Гослинг помог механику водрузить крышку на место.

Маркс схватил болт, собираясь его ввернуть, но вдруг остановился.

— Что… что за черт?! — воскликнул он.

Они смотрели на то, что приняли — и правильно — за рабочую куртку Стокса: она лежала на палубе менее чем в четырех футах от них, вокруг нее растекались ручейки дурно пахнущей воды. Но главное — куртка шевелилась.

Или что-то ее шевелило.

Маркс поднялся на ноги, схватил багор и сказал:

— Там что-то есть, видите?! Там что-то есть…

Гослинг молча уставился на куртку — не было страха или беспокойства, одно изумление.

«Может, в нее попала рыба, — подумал он, — и не о чем беспокоиться.»

Маркс зацепил куртку багром за рукав и поднял вверх на несколько футов.

На палубу тут же полилась вода, источающая неприятный запах, даже чересчур неприятный: богатый, органический, почти пряный. Маркс встряхнул куртку, и она снова шевельнулась. В ее рукаве или подкладке что-то было, что-то белое, толстое, свернувшееся клубком, присосавшееся, как пиявка.

Маркс снова встряхнул куртку, и оно вывалилось на палубу, белесое, раздувшееся, сочащееся слизью — какая-то разновидность морского червя. Толстое, как садовый шланг, не больше фута в длину, оно корчилось и извивалось на палубе, подрагивая и издавая мерзкое хлюпанье. Внешний слой плоти был почти прозрачным — просматривался узор синих вен, но недолго: оно свернулось в клубок и пенящаяся, выделяемая им слизь полностью его скрыла.

Мужчины молча уставились на существо, пораженные его видом и самим фактом его существования.

Морзе взял багор и метким ударом разрубил тварь пополам — на палубу брызнула бурая жидкость, больше напоминающая паучью кровь и смердящая, как вытащенный из реки труп. Тварь издала клокочущий звук, и с одного ее конца открылось что-то вроде морщинистого черного рта, из которого появилось нечто похожее на язык. Тут Морзе принялся снова колотить тварь багром, пока не разрубил ее на пять или шесть кусков, неподвижно плавающих в луже желеобразной слизи и бурой крови.

Морзе тяжело дышал, на лбу у него выступил пот.

— Неправильно, — произнес он. — Как-то неправильно это.

То, о чем думал Гослинг, находилось все это время в куртке, пряталось в рукаве или в подкладке. Стоя на лестнице, он держал багром куртку над головой, пока Маркс не зацепил ее. В любой момент этот ужас мог вывалиться ему на лицо.

Гослинг с отвращением задумался о том, что могло потом произойти, но в этот момент что-то ударило снизу в крышку люка, потом еще раз. Все мысли Гослинга обратились к лежавшим на палубе болтам, которыми Маркс не успел закрепить крышку. Что-то снова ударило в нее снизу. Маркс схватил болт, бросился к крышке, вставил его в паз и в следующее мгновение был отброшен вместе с крышкой в сторону.

То, что выскользнуло из люка, было толщиной не с садовый шланг, а с человеческое бедро. Червь, мать всех морских червей, нечто крапчато-серое сверху и белесое снизу. Из черного морщинистого рта, словно слюна, свисали нити прозрачной слизи.

Маркс издал невнятный звук, у Гослинга перехватило дыхание.

— Боже мой, — прошептал Морзе.

Червь примерно на четыре фута возвышался над люком. Влажный, склизкий, зловонный, он омерзительно извивался в электрическом свете. Его черный морщинистый рот раскрылся и обнажил язык, похожий на штопор, предназначенный, видимо, буравить плоть жертвы. Подобно глубоководной миксине или угрю, это чудовище — как и порубленное существо — впивалось в плоть жертвы и пожирало ее изнутри.

По крайней мере, эта мысль мелькнула у Гослинга в голове, и он был уверен, что близок к истине.

Червь раскачивался из стороны в сторону, словно змея, и шипел, его отвратительный розовый язык выступал изо рта на пять-шесть дюймов. Это было мерзкое, крайне отвратительное зрелище. Морзе ударил червя багром, и тот издал пронзительный визг. Капитан продолжал его молотить — червь раздулся, как шар, обливаясь слизью и путаясь в ее нитях, как в паутине.

Удары Морзе явно его разозлили. Он поднялся из люка еще на два фута, угрожающе раздувшись так, что стал толщиной с человеческую талию.

Гослинг схватил гаечный ключ и ударил червя по тому месту, где, как ему казалось, была голова твари.

Морзе продолжал наносить удары багром, но у Маркса возникла идея получше. Он убежал и вернулся с углекислотным огнетушителем — стопорное кольцо тренькнуло о металл палубы, а в червя ударила тугая струя замораживающего тумана. Эффект не заставил долго ждать: тварь раздулась, видимо включив защитный механизм, а потом сжалась до первоначальных размеров. Она извивалась на палубе, скручиваясь в кольца, и пыталась стряхнуть пену, высасывающую из нее тепло.

— Вот, получай еще, сукин сын! — закричал Маркс, заливая тварь из огнетушителя. Все тонуло в белом клубящемся тумане, а вокруг червя разливалась слизь. С оглушительным, пронзительным визгом он соскользнул в отверстие люка, и все услышали всплеск.