Убейте меня - Велор Сильвер Страница 17

Тогда я был ребенком, я надеялся, я верил. Отчаянно и безнадежно.

05 декабря 1991 года

Зима. Утром проснулся от того, что мама громко кашляла. Отец бегал по дому, без конца что-то жарил-парил, потом градусник искал по шкафам и тумбочкам. Он был очень обеспокоен. Нервничал, хлопая дверьми.

Следом за мной проснулась сестра. Высунувшись из-под одеяла, она громко спросила у отца:

— Что случилось?

— Мать заболела. Температура под сорок. Горит вся. Ума не приложу, что делать. Мари, ты не видела мою записную книжку?

— Нет пап, не видела. Может быть в пикапе лежит?

Отец бросился в прихожую, быстро оделся и выскочил за дверь. Едва он ушел, я поднялся с кровати и босиком направился к матери. Дверь в родительскую спальню была распахнута.

Она лежала в постели, бледная с черными кругами под глазами. Влажные волосы покрывали лоб и плечи. Мама тяжело дышала.

Я взял ее горячую руку и погладил.

— Мамочка, не умирай, пожалуйста.

Словами не передать, как я тогда испугался, что потеряю ее. Что единственный человек в моей семье, единственно любимый всем сердцем возьмет и покинет навсегда.

Я сразу вспомнил мрачное кладбище, сырую могилу и много белых цветов. Как в день похорон матери Альфа. Неужели и мою маму это ожидает? Неужели нельзя помочь и все закончилось?

Слезы закапали из глаз, и я упал на колени перед ее постелью. Мама даже не пошевелилась. Лежала неподвижно как кукла.

Я тряс и теребил ее руку, умоляя не умирать. Не оставлять одного на этом белом свете. Она не слышала.

В комнату вбежал отец. Волосы взъерошены, сам белый как полотно, перепуганные глаза. Он, как и я, был в отчаянье.

При виде меня он ничего не сказал. Молча распахнул шкаф и стал скидывать на постель мамины вещи.

— Помоги, — скомандовал он.

Мы вместе одели ей теплые колготки и носки. Сверху — вязаное шерстяное платье. На голову и шею намотали шарф.

Я помог ему отвести ее к машине, которая к тому времени уже согрелась. Мама легла на заднее сидение, и пока отец открывал ворота, я продолжал смотреть на нее.

— Сыночек, не волнуйся, я вернусь.

Она говорила это одними губами, но я услышал. Чтобы не видела отчаянного страха в моих глазах, я склонился и поцеловал ее ладони. Зарылся лицом в ее пальцы. Вдохнул ее запах.

Мне казалось в тот момент, что больше я никогда ее не увижу. Что это последние мгновения, которыми я должен успеть насладиться.

— Сын, нам пора!

В последний раз я взглянул на мать. Вылез из машины и захлопнул дверь. Отец смотрел на меня. Он видел мои слезы, мое отчаянье и боль.

Но как обычно стал отдавать приказы, на ходу садясь в пикап:

— Пока меня не будет, будешь в семье за главного. Следи за домом, за коровой, курами и кролями. Брата и сестру не обижай, что сможешь, свари. В холодильнике яйца и молоко, сделай омлет. Мы скоро вернемся.

Он хлопнул дверцей и стал сдавать назад. Когда выехал за ворота, я закрыл калитку и направился в дом.

Конечно, отец храбрился. Я видел страх в его глазах, он боялся, что вернется один. Ведь он точно не знал, что случилось с матерью, чем именно она заболела. То ли это запущенная простуда, то ли что-то очень серьезное.

Я смахнул щеткой снег с валенок. Дома было прохладно. Первым делом затопил печь и поставил греться чайник. Так всегда делал отец. Пока чайник грелся, заправил постель, прибрал в комнатах, вымыл посуду.

Для завтрака пожарил яичницу и заварил чаю. Когда брат и сестра встали с кровати, все было готово.

Но мне так и не удалось передохнуть. Надев тулуп и валенки, отправился в сарай кормить животных. У кур собрал яйца, бросил зерна. Кроликам морковки. Корова стояла в стойле, при виде меня громко замычала. Значит, просила пить. Так говорила мама.

Я принес ей свежей воды, сменил солому, замешал комбикорм. Корова поела и легла на пол. Только этого еще мне не хватало.

Я должен был выгнать ее за ворота на прогулку. Но она не хотела вставать. Не силком же было тащить. Что и делать сам не знал, ведь ветеринар жил в соседней деревне. Туда надо было как-то добраться.

Как все дети, я решил отложить сей вопрос на потом. У меня и так забот было выше крыши.

Дома мне предстояло сделать уроки. Помочь сестре и брату выполнить домашнее задание. Времени на это ушло уйма.

Только к вечеру я с чистой совестью сел за стол, чтобы нарисовать очередной эскиз. Все страхи и тревоги я переносил на свои вымышленные замки. От этого они получались все сложнее и мрачнее. Чем тяжелее у меня было на душе, тем грандиознее они выходили из-под карандаша.

Спичечные замки я делал медленно, не торопясь. Мне хотелось, чтобы они были монументальными и сложными в задумке. Чтобы их было сложно повторить.

Они, как и прежде, хранились у старухи Элл. Мне было разрешено приходить к ней в любое время. Но, учитывая обстоятельства, думается, мне придется об этом пока забыть. С эскизами было проще.

Все готовые работы я убирал в папку, которую, в свою очередь, хранил в чулане в тайнике. Этот тайник я придумал сам, когда сидел там взаперти. Там же прятал фотографии, все до единой.

У меня больше не было доверия к своим близким. Не было желания рисковать и показывать свой созданный искусственно мир. Мир, в котором был свободен, где не испытывал страха и унижений. Где был собой.

Отец вернулся лишь через два дня. Заросший, со щетиной. Он вошел в дом и, не раздеваясь, распахнул кухонный шкаф. Вынул бутылку виски и маленькую стопку. Налил до краев и осушил одним залпом. После чего сел за стол и, сняв шапку, посмотрел на меня.

— Что смотришь, звереныш? Она все еще жива.

Невероятное облегчение и радость охватили меня. Я поспешил убраться из кухни, чтобы не раздражать своим присутствием.

Отец не спешил раздеваться. Так и просидел весь вечер за бутылкой, в обуви и дубленке. Потом разделся на ходу и лег на кровать в своей спальне. Всю ночь он громко храпел, не давая уснуть.

Около одиннадцати ночи я пошел в сарай проведать животных. Все равно не спал. Куры мирно дремали на жердочке. Кролики жевали солому в своих норах.

Оставалось проверить корову. Как обычно, я направился в ее загон. Тревога терзала меня. Неужели скотина заболела? Днем она выглядела измученной и тревожной. Нос был мокрым, но горячим. Ничего не ела и не пила. Ох уж и влетит мне от отца за недогляд.

Я распахнул дверь в загон. Корова лежала на полу, ко мне задней частью. Она не спала, жевала сено.

Рядом с ней лежал маленький теленок. Совсем крошечный, мокрый, неуклюжий в своих движениях.

Я так обрадовался, даже рассмеялся. Корова отелилась, а я уж было решил, что она помирать собралась. Мне не оставалось ничего другого, как постелить еще сена на пол и дать зерна. Натаскал дополнительно воды и, наконец, успокоился.