Сумеречные рассказы - Борис Лего Страница 16

Но сначала надо было найти станцию и выполнить миссию подавления недружественного эфира, а потом спокойно заняться реактором.

Он искал напарника для экспедиции, но ехать с ним никто не хотел.

А лучший друг Коля Синельников совсем спился и был в полудохлом состоянии, он не перенёс бы трудности жизни на чистом воздухе.

Фёдор отправился один, сказав родителям, что едет в Вологду к знакомой девушке на дватри дня.

Никакой девушки у него там, естественно, не было, да и не нужна она была ему по большому счёту.

Ему нужен был контроль над радиоэфиром.

Фёдор добирался на поезде, затем на автобусах и пешком.

Станция глушения, понятное дело, не могла быть построена у всех на виду в поле или на крутом берегу реки. Она должна была располагаться в хорошо замаскированном бункере. Поэтому Фёдор лазил по оврагам и продирался через ельники, думая в тревоге: вдруг станцию когда-то обнаружили местные жители? Если так, то недалёкие мужики наверняка сломали сложные приборы и сдали, что смогли, в пункт приёма цветных металлов…

Вечерами он выбирал возвышенное место, ставил палатку и разводил костёр. Включал старый карманный радиоприёмник, ловил на средних волнах программу новостей, и от нехороших, трагических сообщений ему становилось легко и весело.

Фёдор жаждал услышать о катастрофах, войнах и падениях самолётов. Он считал количество жертв и записывал в блокнот, понимая, что в этих цифрах скрывается незримый лик справедливости.

Фёдор изучил все типы советских глушилок и знал, что эффекты глушения зависят от типа сигнала и способа его модуляции. С этим связан любопытный эффект: когда сигнал родной глушилки превышает сигнал чужеродной радиостанции, получатель слышит только передачу глушилки (например, тишину). Или звук работы дизельного двигателя.

Однажды Фёдор бродил весь день, промок в болоте, уже в сумерках выбрался на поляну и вдруг заметил вдалеке среди деревьев то, что искал. Фёдору даже показалось, что он видит над постройкой большую антенну. Но, когда подошел ближе, понял, что это сооружение – лишь фрагмент развалившейся совхозной постройки.

Мозг, опираясь на зыбкие и ничтожные детали, из которых ткётся реальность от начала до конца, выстроил иллюзию, как это и бывает со всеми радиолюбителями в минуты удачи.

Снова – поля, сухие и ещё зелёные травы, репьё на штанах, кротовые норы, гнёзда непонятных птиц.

Фёдор взял с собой распечатку Красной книги Вологодской области, по которой определял редкие и исчезающие виды растений: венерин башмачок настоящий, венерин башмачок крупноцветный, гроздовик простой, пальчатокоренник Траунштейнера и другие.

Иногда Фёдор встречал местных жителей, собиравших клюкву. Они, заметив Фёдора, торопливо исчезали.

Старухи, собирающие клюкву, принимали его за лешего.

Люди среднего возраста, собирающие клюкву, принимали его за беглого уголовника.

Молодёжь, собирающая клюкву, принимала его за опасного дезертира.

Фёдор был рад отсутствию внимания к себе.

Он не хотел видеть людей. Он разглядывал кусты, овраги, ручьи в них, бобровые плотины, осиновые рощи, но при этом не обольщался, зная, что так называемая природа в любой момент может лишить его жизни.

Он мог сломать ногу и не доползти до ближайшей деревни, мог утонуть в болоте, мог споткнуться и упасть глазом на острый сук, который вошёл бы в мозг. Но опасность болот была реальнее всего.

Недружелюбная мудрость и ясность слепых болот.

Холодная янтарная водянистая морошка.

Торфяные острова: пласты торфа всплыли на поверхность и дрейфуют по озеру.

Фауна области богата редкими млекопитающими: выхухоль, летучие мыши (бурый ушан, рыжая вечерница, малая вечерница, прудовая ночница и другие), лесные лемминги, садовые сони, а также северные олени.

В секторе между деревней Кондрашкино и заброшенной узкоколейкой станции глушения не оказалось: Фёдор осмотрел там каждый квадратный метр, камень и пень, под которым мог быть замаскирован вход в бункер. А узкоколейка – та ещё действовала, местные жители ездили по ней на дрезинах с двигателями от мотоциклов. Для дальних, за болотами, населённых пунктов эта дорога была единственной связью с цивилизацией.

Фёдор расширил круг поисков. Он бродил по мёртвым деревням, давно исчезнувшим с карт.

Заходил в покосившиеся избы.

Смотрел в гнилые колодцы.

Жевал поздние яблоки, висевшие в заброшенных глухих садах.

Прислушивался к себе.

Вздрагивал.

Потел.

И продвигался дальше, как последний выживший солдат осеннего радиоэлектронного полка.

Ему попадались другие редкие растения, несомненно, заслуживающие внимания: калипсо луковичная, лобелия Дортмана, надбородник безлистный, офрис насекомоносный, пальчатокоренник балтийский, медуница, полушник озёрный, полушник колючеспорый, ятрышник шлемоносный…

Фёдор собирал травы в мешочки и молился, чтобы станция была цела. Надеялся, что её не разорили. Не превратили в свалку. В труху. В навоз. Надеялся, что вход в бункер замаскирован, оборудование надёжно и герметично законсервировано, системы целы.

В одной деревне, куда Фёдор забрёл набрать воды, он видел, как долговязый дед-почтальон опустил письмо в почтовый ящик у калитки, и письмо упало на землю, потому что у ящика прогнило дно. Почтальон перекрестился, поднял, кряхтя, конверт и ещё раз опустил в ящик. Письмо выпало снова, и почтальон принялся в ярости топтать его сапогами.

Иногда Фёдор встречал зверей, которые его не боялись, потому что были больны бешенством, но при этом вели себя тихо и неагрессивно. Бешенство выражалось только в патологическом отсутствии страха.

Фёдор зверей тоже не боялся, подходил к ним близко и разглядывал грязновато-восхитительных лис с умными мордами, монументальных лосей, могучих длиннорылых кабанов с полосатыми кабанятами, такими маленькими, но ужё заражёнными тихим бешенством. На всякий случай у Фёдора был с собой краткий «Отеческий русский целебник» с необходимыми советами, в том числе таким:

«Трава сорочий щавель, она же щавель овечий – маленькая, листочки как денежки, растёт кустиками на пахотных землях низких, на лугах, на влажных местах. Корень бел и гладок, видом редька, а по нему словно мох, лист идёт от корня, как у свёклы. Хороша та трава человеку, которого собака укусит бешеная или ужалит змея: с салом медвежьим – в три дня заживёт».

Фёдор полагал, что сорочий щавель поможет и в случае с укусами других животных. Разве что от последствий нападения кота было в книге иное средство:

«От укуса кота или кошки возникает тяжелая болезнь с позеленением тела – приложить тогда дольку луку, это больного исцеляет».