Цвет убегающей собаки - Ричард Гуинн Страница 15

— О Боже, — простонал Шон Хогг, вычищая табак из наполовину скрученного косячка. — Ну и задница же ты.

Игбар посмотрел на приятеля и продолжил:

— Много лет назад я сошел с автобуса в бедной деревушке, затерявшейся в Центральной Индии. Кажется, это было еще до того, как хиппи сотворили с Индией то же, что русские с Афганистаном, но это не имеет отношения к делу. Впрочем, не так уж не имеет.

Игбар сделал глоток своего пойла, пошарил в карманах, извлек пачку самых дешевых испанских сигарет без фильтра и чиркнул спичкой, явно затрудняясь определить дистанцию между сигаретой и собственными губами. Выдохнув клуб дыма, он продолжал, уверенный, что аудитория ему внемлет:

— На самом деле не исключено, что это мимо цели, как и сам вопрос, и все же… Итак, я сошел с автобуса в этом богом забытом местечке. На спине у меня был рюкзак. Путешествую я, знаете ли, налегке — пара блокнотов для рисования, карандаши, пастель, одеяла.

— И ни единой пары сменного белья, — вставил Шон.

— Одет я был, как одевались в 1969 году: красные и оранжевые турецкие панталоны, сандалии, кричащая разноцветная рубаха, темные очки. И, даже признаться страшно, бусы. Разрядился, понимаешь, как какая-нибудь наложница султана. В центре деревни я заметил старика с длинными седыми волосами и такой же седой бородой. Из одежды на нем была всего лишь набедренная повязка и, можете себе представить, бусы. Нетрудно понять, как я поразился. Ведь я был для него — диковина. Местечко это, повторяю, находится в стороне от проторенных дорог. Он не видел раньше никого, подобного мне, я не видел никого, подобного ему. Факир, понимаешь. На автобусной остановке посреди ничего.

Тем временем Шон Хогг свернул наконец косячок и прикурил.

— В общем, этот факиришка посмотрел на меня. Смотрел долго, не отрываясь, а я снял очки и глянул на него. Так и стояли мы на остановке. А мимо проходили люди, суетились куры, овцы, дворняги. И вдруг он начал смеяться. Смеялся безостановочно, так что я даже испугался, вдруг его удар хватит. Затем принялся хохотать и я и смеялся до тех пор, пока челюсть не заболела. А когда я немного отсмеялся, старика и след простыл. Итак, ответ на ваш вопрос — да. — Игбар с лукавой улыбкой повернулся к Нурии. — Да, как минимум один человек интересовался моей функцией.

В ответ на предложение Шона затянуться Игбар покачал головой, и тот протянул сигаретку Сьюзи.

— Ну а вы? — вновь заговорил Игбар, демонстрируя Нурии свои желтые зубы и явно передразнивая ее манеру расспрашивать. — Какова ваша функция? Ведь не только в том, чтобы выглядеть так ослепительно?

— Моя? Я усаживаюсь на крыше и ем сырую рыбу. Околдовываю людей. Летаю на метле. Украшаю струйки дыма. И прихожу на выручку мужчинам в музеях.

— Вы, надо полагать, имеете в виду его… Ллуэллина Лукаса Моргана как-там-его.

— Выходит, так тебя зовут? — Нурия посмотрела на меня, словно раньше я скрывал от нее что-то важное.

— Ну, если он говорит, — я пожал плечами, — может, и правда.

— Ага! — выдохнул Зофф, словно я только что признал его малую победу. — Стало быть, она даже имени твоего не знает!

— Как, судя по всему, и ты, — заметил я.

— Да ладно вам, ребята, имя это всего лишь имя, — вмешался миротворец Шон. — Стоит ли говорить об этом?

— Ясно, приятель, твоя мысль понятна, старина Хогг.

Игбар выговорил имя так, словно речь шла о редкой разновидности бурбона.

— Не скажите, — возразила Сьюзи. — Может, имя — это то, во что ты врастаешь. Хотя, конечно, не мой случай. У меня-то псевдоним. Но имя, которое тебе дали при крещении, и фамилия — это то, что постепенно обволакивает тебя. И ты становишься тем, чем тебя называют.

— Вот-вот, — пробормотал Шон Хогг, — в точности мой случай.

— Чепуха все это, старичок болтает невесть что. Выше голову. Кстати, Сьюзи, а тебя-то как на самом деле зовут? Робсон? Добсон? Хобсон?

— Лоусон.

— Ну да, конечно, извини. Но лучше все же было бы Хобсон, — весело заявил Игбар. — Выбор Хобсона [2]— это был бы лишний аргумент в пользу моей теорийки.

— Надутый болван, — бросила Сьюзи-Провидица.

— В таком случае, — с энтузиазмом продолжал Игбар, — стало бы понятно, почему ты взяла псевдоним. Хобсон — выбор без выбора, Провидение — значит выбор случайный, выбор наугад.

— А ну да, ну да, — вмешалась в оживленный разговор Нурия, — по-испански это будет: серендиписмо.

— Точно, — подтвердил Игбар Зофф. — Прорицатель. Звучит бесподобно. Сер. Энд. И. Пиз. Мо. Вот что значит обладать даром делать ненароком удачные открытия.

— А этимология слова какая? — с неподдельным интересом спросила Нурия.

Больше всего на свете Игбар обожал демонстрировать эрудицию в сложных областях знания.

— Корни ее в народных преданиях Шри Ланки, страны, которая раньше называлась Цейлоном, а до того — Серендипом. Легенда гласит, что три принца Серендипа, переодевшись в одежду простонародья, чтобы познать жизнь как она есть, покинули дворец. И, естественно, обнаружилось, что за его пределами царят нищета и убожество. Это даже не одна, а много легенд, иные имеют персидский источник. Но объединяет их то, что в самых тяжелых, самых безнадежных ситуациях могут вдруг происходить самые неожиданные вещи.

Мы ждали, пока Игбар наполнит опустевший бокал и закурит очередную сигарету. При этом он вновь умудрился подпалить усы. Наконец Игбар соблаговолил продолжить:

— В одной из таких легенд рассказывается о том, как принцы столкнулись на берегу полноводной реки с рыдающим и клянущим судьбу купцом. Купец был богато одет, вокруг суетились слуги, но никакие увещевания не могли его успокоить. Принцы спросили, в чем дело, отчего он проклинает реку, богов, и купец прорыдал в ответ, мол, с ним приключилось ужасное несчастье, о котором говорить трудно. В конце концов принцы все же убедили его поведать о своей печали.

Выяснилось, что купец много лет назад отправился в поисках удачи по свету, — таков обычный зачин этих сказаний. И ему действительно везло — переезжая с места на место, он сделался очень богатым. И вот вернулся в родные края и на берегу реки, где играл ребенком, решил построить дворец. И впервые с незапамятных времен река вышла из берегов, и поток унес сундуки с драгоценностями, шедевры искусства, изразцы, которыми он собирался украсить особняк, — словом, все его богатства. Он остался ни с чем.

На принцев история не произвела впечатления. Они сказали купцу, мол, ему даже повезло. «Это было подлинное благословение, — заявили они. — И если вы поймете, что породило эту утрату, впереди вас ожидает богатство еще большее».

С этими словами — вряд ли именно их ожидаешь услышать, когда находишься в шоке, — принцы продолжили свой путь, оставив купца недоумевать, что бы могло значить предсказание. Через несколько лет, возвращаясь из странствий и оказавшись в тех же краях, принцы столкнулись с гонцом, пригласившим их пройти во дворец его хозяина — он, мол, всегда оказывает гостеприимство путникам вроде них. Принцев проводили в роскошный особняк, построенный на крутом обрыве с видом на реку. Здесь их встретил тот самый купец, который в прошлый раз выглядел таким несчастным, а сейчас, судя по всему, ему грех жаловаться на жизнь. Денег куры не клюют. Он пригласил их отобедать и за столом поведал такую историю.