Прах (сборник) - Михаил Киоса Страница 14

– Ты идиот, Илюша, – вздохнул Петр Алексеевич. – Ни один адвокат не взялся бы защищать твою задницу после всего того, что ты натворил. Город у нас небольшой, все на виду. Если бы кто-то впрягся за тебя, ночью этому смельчаку сожгли бы машину, а то и дом.

– Погибли люди, – хрипло произнес Илья. И когда после этих слов физиономия Королева вновь расплылась в глумливой улыбке, он едва удержался, чтобы не швырнуть в него горшок с остывающим черепаховым супом.

Наклонившись, словно намереваясь сообщить что-то доверительно-важное, Петр Алексеевич медленно отчеканил:

– Людей тебе жалко, геронтофил хренов? А кто бедным бабушкам руки-ноги отпиливал, а потом насаживал на колья, как памятные бюсты?

– Петр, может, хватит? – осторожно заметил Борис.

– Я сам, б…дь, решу, когда хватит! – раздраженно гаркнул Королев.

Боковым зрением Илья почувствовал какое-то движение за окном и непроизвольно повернул голову. И тут же отпрянул, увидев прилепленное к окну чье-то бледное лицо. Незнакомец прислонил узкие ладони к стеклу, безразлично разглядывая собравшихся в комнате. Лицо было ровным, без единой эмоции, словно чистый лист бумаги, только что извлеченный из пачки.

Заметив реакцию Ильи, Королев с Борисом тоже посмотрели в окно.

– Иди к себе, – громко сказал Петр Алексеевич. Видя, что находящийся снаружи человек никак не отреагировал, он с кряхтением поднялся и шагнул вперед. Приоткрыл одну створку, приказав безапелляционным тоном:

– Иди. Ты нам мешаешь, Никита. Дима сейчас все привезет.

Молодой человек широко ухмыльнулся, пятясь назад. Увидев, что Илья смотрит на него, он облизнул пальцы и той же ладонью провел по промежности.

– Уходи! – прикрикнул Королев, и тот плаксиво скривился.

– Пожалуйста, Никита, – смягчился Петр Алексеевич, и молодой человек засеменил в темноту. Королев закрыл окно, вернувшись за стол.

– Ну что, на посошок? – спросил он, потянувшись за бутылкой.

– Кто это? – напряженно спросил Илья.

Помедлив, хозяин дома обронил:

– Мой сын Никита. Ты его тоже не помнишь?

Илья покачал головой.

– Он немного странный, – продолжал Королев, испытующе глядя на Бориса. – Но в целом хороший и спокойный парень.

Взяв со стола мобильник, он набрал чей-то номер.

– Дмитрий, ты где? В дороге?

Выслушав ответ, он хмуро произнес:

– Поторопись.

Когда разговор был закончен, он поднял глаза на Илью. Лицо было словно вырублено из старого дерева и отшлифовано ветрами, в глазах мерцало битое стекло.

– О’кей. Будем считать все это пройденным этапом. Жизнь продолжается. В конце концов…

Он усмехнулся, будто вспоминая забавный случай.

– У каждого свои тараканы. У меня судья есть знакомый, мужику скоро пятьдесят стукнет. А он женские туфли тайком от супруги покупает. И не просто в магазине, а на международных аукционах. Уже весь гараж ими забит, а все не угомонится.

– Ну да, – фыркнул Борис, нацепив декоративной зубочисткой тонкую дольку лимона, слегка припорошенную сахаром. – Одно дело – туфли. И совсем другое – шесть стару…

– Заткнись, – резко оборвал его Королев, и Борис с обиженным видом отправил лимонную дольку в рот, принявшись ее сосредоточенно жевать.

Петр Алексеевич наполнил рюмки.

– Я больше не хочу, – отказался Илья, но Королев так сверкнул глазами, что тот не решился перечить.

– Пей. А я скажу тост. Знаешь, какой самый любимый тост у акул? «За тех, кто в море».

Илья кисло улыбнулся, чуть пригубив водку. Петр Алексеевич же, напротив, опрокинул в себя всю рюмку махом, шумно выдохнул, затем вырвал из второй половины курицы другое крылышко, целиком запихнув его в рот.

– Ты сейчас в море, Илья, – с набитым ртом промычал он, вытирая светло-коричневый сок, бегущий по подбородку. – Там, в тюряге, ты был в вонючей бочке. Сейчас мы все в море. И это море опасно. Тут есть килька с медузами, но также есть и акулы. Большие акулы с острыми зубами. И тебе придется приложить много усилий, чтобы выжить в этом море.

Рыгнув, Королев сунул зубочистку в рот.

– Я помогу тебе не только выжить, но и управлять этим морем, – добавил он, ковыряясь в зубах.

Борис вылез из-за стола и встал у окна, глядя на чернеющее, как сажа, небо.

– Я вижу, у тебя уже глаза слипаются, – заметил Петр Алексеевич, лениво переводя забочистку из одного угла рта в другой. – Скажи мне пару слов о Деминске. Я там не был сто лет уже. Слышал, там только крысы да собаки дикие остались, да?

– И коты, – сказал Илья, вспомнив рыжую бестию в доме Натальи.

– Ну, это ненадолго. Коты здесь слабое звено, – с усмешкой произнес Королев. – И что, крысы пятки не покусали? Я знаю, во что превращается город, когда там размножаются эти хитрые твари…

Он что-то еще говорил, а Илья думал о хромой старухе. О ее сумасшедшем парализованном сыне, о ее затхлом подвале и о свалке прокисшего тряпья (нашла же она среди этой рухляди и хлама для него чистую рубаху и брюки!). Он думал о черствой лепешке, крошки которой царапали губы и небо, и сравнивал ее с огромным, заваленным всевозможной жратвой столом, что сейчас стоял прямо перед ним, отчетливо понимая, что в той захламленной, дурно пахнущей халупе, где обитала Наталья со своим сыном, ему было куда уютней, комфортней и спокойней, нежели здесь – в сияющей чистоте, фальшиво-холодной, ненастоящей, от которой таки сквозила неприкрытая угроза. И пусть старуха от души врезала ему железкой по черепу, а потом устроила душ из ссанья с дерьмом, все равно он испытывал к ней чувство глубокой благодарности. И даже… привязанности, что ли?

Перед глазами неожиданно вспыхнула фотография девушки на обшарпанной стене, и он судорожно вздохнул.

Как там ее звали? Аяна?

«Отнеси это на маяк», – прошелестел в мозгу надтреснутый голос старухи, и Илья вдруг явственно ощутил, как внутри что-то невыносимо-отчаянно заскреблось, понемногу продвигаясь к сердцу.

Его прошиб пот.

Что это, совесть?

У него, обвиненного в убийстве шести пожилых женщин, появилось чувство стыда?

«Я ведь не выполнил ее просьбу…»

– …Эй, проснись!

Он моргнул, осовело пялясь на Королева. Тот звонко щелкнул пальцами перед помутневшими глазами Ильи.

– Ты как будто в другое время перенесся, парень, – озадаченно сказал Петр Алексеевич.

– Устал просто.

– Я толкую, что Деминск будто кто-то проклял, – продолжал рассуждать Королев. – Там ведь были красивейшие места. Охота, рыбалка…

– Я спать хочу, – хрипло произнес Илья.