Боги Бал-Сагота - Роберт Говард Страница 14

Оглядевшись по сторонам, Корорук прибавил ходу. Он не был трусом, но это место ему не нравилось. Все вокруг заполонили высокие деревья, чьи зловещие ветви загораживали солнечный свет. Между ними тянулась нечеткая тропка, порой проходящая по краю оврага, в котором Корорук мог различить верхушки деревьев, что росли внизу. Время от времени в просветах между ветвями виднелись неприступные пики, что уходили грядой далеко на запад, составляя собой горы Корнуолла ^[21].

В тех горах скрывался главарь разбойников Бурук Жестокий, промышлявший тем, что нападал на невинных жертв, которые проходили мимо. Корорук перехватил копье и ускорил шаг – он торопился не только потому, что здесь на него могли напасть грабители, но и потому, что хотел поскорее оказаться на родной земле. Он ходил по тайному заданию в некое дикое корнуоллское племя и теперь, хоть оно и было выполнено более-менее успешно, жаждал быстрее убраться из этого негостеприимного места. Это было долгое утомительное путешествие, и ему еще предстояло пересечь почти всю Британию. Он осмотрелся, и взгляд его наполнило отвращение. Ему хотелось видеть привычные, милые сердцу леса, где бегают олени и щебечут птицы. Хотелось видеть высокий белый утес, под которым весело плещется море. Но лес, по которому он шел, выглядел необитаемым. В нем не было ни птиц, ни животных, как не встречалось и следов человека.

Его товарищи все еще задерживались при дикарском дворе корнуоллского короля, находя удовольствие в его грубом радушии, и не спешили покидать это место. Но Короруку оно было не по нраву, и он оставил их предаваться досугу дальше, выйдя в путь в одиночку.

Внешне Корорук был человеком примечательным. Около шести футов ростом, поджарого сложения, с серыми глазами – чистый бритт, но никак не кельт. И длинные светлые волосы, выдававшие в нем, как и во всяком мужчине его народа, отпечаток белга.

Одет он был в искусно выделанную и сшитую оленью кожу, ибо кельты не научились еще сносно изготовлять грубую ткань, и большинство из них предпочитало носить такую одежду.

При себе он имел длинный лук из тисового дерева, сделанный без особенного мастерства, но все же являющий собой действенное оружие; широкий бронзовый меч в ножнах из оленьей кожи; длинный бронзовый кинжал и небольшой круглый щит, опоясанный бронзовой полосой и обшитый бычьей кожей. На голове сидел грубый бронзовый шлем. На руках и щеках вайдой ^[22] были начертаны нечеткие узоры.

Безбородым своим лицом он походил на чистокровного бритта. Честное, открытое, оно сочетало в себе рассудительную нордическую решимость с кельтской лихой храбростью и мечтательностью.

Корорук шагал по лесной тропе осторожно и в любую минуту был готов перейти на бег или вступить в бой, хоть и не желал ни того, ни другого.

Тропа уводила от оврага в сторону и исчезала за большим деревом. Оттуда Корорук услышал звуки боя. Подумав о каких-нибудь эльфах или гномах, что, как судачат люди, населяют эти леса, он бесшумно скользнул вперед и выглянул из-за дерева.

В футе от себя он увидел странную картину. К стволу другого дерева прижимался крупный волк – он был в безвыходном положении, и из ран на плече у него сочилась кровь; а перед ним готовилась к прыжку огромная пантера. Корорук задумался, почему они вступили в схватку – ведь нечасто владыки леса сталкиваются так между собой. Кроме того, воина озадачило рычание большой кошки. Хотя оно казалось диким и выражало жажду крови, в нем чувствовалась и странная нотка страха – и зверь, похоже, не решался совершить прыжок.

Почему Корорук избрал сторону волка, он и сам не мог объяснить. Без сомнения, в нем взыграло отчаянное кельтское благородство и восхищение бесстрашием зверя, сцепившегося с гораздо более сильным противником. Но как бы то ни было, Корорук в свойственной ему манере позабыл о луке и ступил на более рискованный путь, вытащив из ножен меч и выскочив перед пантерой. Но применить оружие случая не представилось: пантера, словно бы чем-то встревожившись, издала испуганный крик и исчезла среди деревьев так быстро, что Корорук даже усомнился, в самом ли деле ее видел. Тогда он повернулся к волку, размышляя, не прыгнет ли тот на него. Но волк лишь смотрел на воина, немного пригнувшись, затем медленно отступил от дерева и, не спуская с человека глаз, отошел на несколько ярдов в сторону, после чего повернулся и ринулся прочь странной неровной поступью. Пока бритт глядел, как зверь исчезает из виду, его охватило неясное чувство: в своей жизни он повидал множество волков – на одних охотился сам, другие охотились на него, но таких, как этот, ему еще не встречалось.

Помешкав, Корорук осторожно двинулся за ним, ступая по хорошо заметным в мягком суглинке отпечаткам. Он шел не спеша, сосредоточившись лишь на том, чтобы не потерять след. Преодолев небольшое расстояние, он вдруг остановился и почувствовал, как по спине побежали мурашки. На земле отпечатывались лишь следы задних ног – волк шел, будто человек.

Корорук огляделся вокруг. Стояла тишина – лес не издавал ни звука. Воину захотелось обратиться в бегство, удалившись от этой тайны, насколько это было возможно, но кельтское любопытство не позволило поддаться такому желанию. Он двинулся по следу дальше, но вскоре тот пропал: отпечатки ног исчезли под крупным деревом. Корорук почувствовал, как на лбу у него выступил пот. Что же за место этот лес? Может быть, его обмануло и сбило с пути какое-нибудь нечеловеческое, сверхъестественное лесное чудище, желавшее заманить человека в западню? И Корорук отступил назад, подняв меч, но броситься наутек ему не позволяла храбрость, как бы он того ни жаждал. Так что воин вернулся к тому дереву, где впервые повстречал волка. Тропинка, по которой он следовал, уходила в другую сторону, и Корорук двинулся по ней чуть ли не бегом, дабы убраться поскорее от места, где волки ходят на двух ногах и растворяются в воздухе.

Тропинка теперь была еще неразличимее прежнего, то появляясь, то исчезая на дюжину футов. Однако для Корорука это даже оказалось благом, ибо позволило услышать голоса идущих по ней людей, прежде чем они заметили его. Он взобрался на высокое дерево, скрывавшее тропку под своей сенью, и прижался к широкому стволу, усевшись на раскидистую ветвь.