Блаженны мертвые - Йон Айвиде Линдквист Страница 14

— И что теперь? — спросил Малер. — Куда вы их?

— А вы кто такой? — спросил врач, и перспектива мордобоя опять показалась Малеру крайне вероятной.

— Меня зовут Густав Малер [12], я...

Тут врач разразился истерическим смехом:

— Так бери своих дружков, Шуберта с Бетховеном, и марш помогать! — После чего схватил того самого строителя и заорал кому-то в коридоре: — В лифт их, по нескольку штук! Тащите всех в инфекционное!

Малер попятился. Сигнализация продолжала орать.

Обернувшись, Малер заметил, что медсестре в коридоре уже помогли. Перепоручив старушку одному из охранников, она с трудом поднялась с пола. Ноги не слушались. При виде Малера лицо ее исказила гримаса.

— Сволочь! — выкрикнула она и опять сползла по стене на пол рядом с телом старухи. Малер сделал шаг в ее сторону, но передумал. Не хватало ему сейчас еще выслушивать обвинения в трусости от медсестры.

Сигнализация продолжала наигрывать мотив из «Маленькой ночной серенады» Моцарта, и Малер начал тихонько подпевать. Ничего не скажешь, подходящий мотивчик для такого хаоса. У него и на сотовом такой... Сотовый!

Он нашарил в сумке телефон и уставился на идиотскую трубку с ее бравурной музыкой. Затрясся в беззвучном смехе. Не выпуская мобильный из рук, он сделал пару шагов по коридору и прислонился к стене, прямо под табличкой «Не забудьте выключить мобильный телефон». Все еще прыская от смеха, он ответил на звонок.

— Малер слушает.

— Привет, это Бенке. Ну что, как там дела?

Малер посмотрел в сторону морга — голые тела, разноцветные рубашки — зеленые, синие, белые...

— Да так. Тут мертвецы воскресли.

Бенке тяжело вздохнул. Малер ждал, что он отколет какую-нибудь шуточку или попросит дать послушать, что там происходит, но Бенке и не думал шутить. Вместо этого он медленно произнес:

— Похоже, не только там... Говорят, по всему Стокгольму...

— Что, мертвые воскресают?

— Да.

Они умолкли. Малер попытался представить, что сейчас творится во всех больницах города. Это сколько же мертвецов получается? Двести? Триста? Он вдруг застыл, похолодел.

— А что на кладбищах?

— Что?

— Ну, могилы!

Бенке выдавил из себя еле слышное: «Боже...» — и добавил:

— Я не знаю... без понятия... нам ничего не... — Он вдруг осекся. — Густав, а Густав?

— Да?

— Это ведь шутка, правда? Скажи, что пошутил, это ведь ты все выдумал?...

Не говоря ни слова, Малер поднес трубку к дверям морга, подержал пару секунд и снова поднес к уху. Бенке тихо бормотал: «...Нет, этого не может быть, да что же это... здесь, в Швеции...»

Малер прервал его поток сознания:

— Бенке. Мне пора.

Профессиональное начало взяло верх над недоверием, и Бенке спросил:

— Надеюсь, ты все это фотографируешь?

— Да, да.

Малер убрал телефон. Сердце билось как бешеное.

Элиас... Его же не кремировали — похоронили, предали земле, Элиас, мальчик мой, там, на кладбище, в Рокста, Элиас...

Он достал камеру и быстренько сделал пару снимков. Ситуация как будто нормализовалась, все было под контролем. По крайней мере здесь. До поры до времени.

Один из охранников, придерживающий мотающего головой старика, словно говорившего: «Да, слышите, я живу! Я живу!» — заметил его фотоаппарат и крикнул:

— Эй, ты там! Ты что делаешь?

Малер лишь отмахнулся от него — не до того — и выбежал из морга. Повернув за угол, он помчался к лестнице.

Возле окошка регистрации стоял худющий дряхлый старик, перебиравший пальцами кружевной воротник своей парадной рубашки. Один пристежной рукав оторвался, и старик застыл с открытым ртом, будто не мог понять, зачем его так нарядили и что теперь делать без рукава.

Перед больницей выстроился целый ряд полицейских машин, и Малер пробурчал:

— Полиция? Ей-то что здесь делать? Они что, арестовывать их собрались?

Когда он добрался до своей машины, пот лил с него в три ручья. Замок с водительской стороны периодически заедало, и Малеру пришлось навалиться на дверь всем телом, чтобы ее открыть. Внезапно ключ выскользнул из рук, асфальт под его ногами встал на дыбы, и он со всей силы приложился к нему головой.

Малер лежал на земле у машины и смотрел на звезды. Живот его поднимался и опускался, словно кузнечные мехи. Вдали послышался вой сирены — что еще нужно настоящему репортеру? — только на этот раз у него больше не было сил.

Звезды тихо мерцали в ночи, дыхание его успокоилось.

Малер уставился в темную даль над головой, прошептал:

— Где же ты, мальчик мой? Там? Или... тут?

Несколько минут спустя Малер смог встать. Он поднялся на четвереньки, залез в машину, повернул ключ зажигания и выехал с больничной стоянки, направляясь в сторону кладбища Рокста. Руки его дрожали от изнеможения. А может, от волнения.