Мой Демон - Михаил Болле Страница 14

– Что значит «недостаточно грешен»? Откуда ему известны мои грехи? И откуда ты обо всем этом знаешь?

– Так он сам Наташке сказал.

– Неужели это правда? – И Никита с изумлением воззрился на Наталью, которая нехотя кивнула:

– В общем, да.

– Странно. Он же меня видел всего два раза в жизни! Впрочем, посмотрим, как он заговорит после премьеры. Да я так сыграю Дантеса, что меня раз пять на бис вызовут и цветами завалят!

– Только не вздумай меня затмить! – строго предупредил Сергей. – В конце концов, главным героем должен быть не злодей, а гений!

– Но лишь при условии, что гения сыграет гений!

– Не понял… Это что за наезд?

– Ладно, не обижайся. Просто после твоего последнего выступления относительно «Пушкина-дуэлянта» мне кажется, что мнение Воронцова о тебе сильно изменилось.

– Ты думаешь?

– Уверен. Мне даже кажется, что он едва сдержался, чтобы не влепить тебе пощечину.

– Да уж, достаточно сказать правду, чтобы прослыть хамом, – с большим сожалением в голосе произнес Сергей.

– А я с тобой согласна, – вступилась за жениха Наташа, – поскольку тоже считаю Пушкина заядлым бретером, готовым стреляться из-за любого пустяка. Да вы только вспомните его повесть «Выстрел»! Я почти уверена, что Сильвио, упражнявшийся в стрельбе по мухам, был ему настолько симпатичен, что он наделил его своими чертами характера.

– О нет, любовь моя, – решительно возразил Сергей, поднимая указательный палец, – как раз в этом случае Пушкин списывал с себя беспечного графа, от которого Сильвио получил пощечину.

В этот момент стоявший неподалеку мужчина послал Наташе воздушный поцелуй. Сергей заметил это и сразу насторожился:

– Это еще кто?

– Откуда я знаю? – И девушка равнодушно пожала плечами.

– А с какой стати он шлет тебе поцелуйчики?

– Вот именно! – неожиданно захихикала Лиза, первой опустошившая свой бокал. – Лучше бы прислал нам выпивку за свой счет. Хочу шампанского!

– А почему вы решили, что этот поцелуй был послан именно Наташе? – вдруг спросила Евгения, весь вечер незаметно следившая за Никитой.

Этот вопрос застал всех врасплох, и компания друзей удивленно переглянулась.

Было холодно и темно. Свинцовые тучи предвещали полосу непрерывных февральских метелей; одна за другой они заволакивали небо подобно темным знаменам надвигающихся полчищ варваров, которые сметают на своем пути все живое. Тем временем кто-то тихо проник в помещение театра, освещенное только слабым фонарем, горевшим над служебным выходом. Быстро спустившись по ступенькам вниз, этот некто остановился и прислушался, словно хотел узнать нечто важное и нужное. Из-за кулис доносился храп священника, напоминавший своим глухим и прерывистым дыханием шумы изношенного сердца. Все прожектора были выключены, единственным источником света служил маленький зеленый фонарик с надписью «Выход». В руках у незнакомца, одетого во все серое, была старинная шкатулка – та самая, которую барон Геккерен отослал со слугой в оружейный магазин Куракина. Беззвучно подойдя к стулу Дантеса, неизвестный, лицо которого было закрыто шарфом до самых глаз, прятавшихся за черным пенсне, поставил на него свою ношу, затем рукой в лайковой перчатке открыл крышку и достал кольчугу. Аккуратно повесив ее на спинку стула, незнакомец так же тихо удалился, едва не задев за ножку концом шпаги, торчавшей из-под его плаща. В оставленной им шкатулке лежали те самые четыре пистолета, которые поручик принес барону Геккерену в январе 1837 года…