Проклятие обреченных - Наталия Кочелаева Страница 13

– Тебе деньги нужны?

Галина улыбнулась, глаза прояснились, бровки-коротышки подпрыгнули вверх.

– Я не гордая, возьму. Все стало так дорого. Карточек мне без прописки не полагается, а без них совсем тяжело.

Ах да, карточки, припомнил Вадим. Так называемые «визитные карточки покупателя», или просто «визитки», предоставляли право коренным верхневолжцам и жителям области приобретать восемнадцать видов товаров – начиная с мяса и заканчивая мебелью. Их нужно было где-то получать, куда-то ходить, стоять в очереди… Кажется, он пренебрег этой бесценной возможностью. Как же Галина живет, на каких харчах? Но разве это должно его волновать? Он так много сделал для нее – позволил жить в своей квартире и не берет за это ни копейки. Даже сам дает ей денег, вот!

И он действительно дал ей денег. И согласился выпить с ней чаю. К чаю были пряники, по названию мятные, на деле каменные. Должно быть, из стратегических запасов, распатроненных по случаю конверсии.

– Что ты собираешься делать дальше? – поинтересовался максимально отстраненным тоном, чтобы Галина поняла – он никакого отношения не хочет иметь к ее будущему ребенку. Предупреждал ведь!

– Может, домой вернусь, – пролепетала она, комкая в кармане халата злосчастные купюры, выданные ей Вадимом. – Мои не знают ничего. Не представляю даже, что мать скажет… и бабушка…

– Не съедят же они тебя, – усмехнулся Вадим.

– Так-то оно так, но… У нас там с работой совсем плохо. Все закрыто. Мать на бирже труда стоит, живут на пособие и на бабушкину пенсию. О-ох!

– Ты чего?

– Живот прихватило. – Галина попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось. – Извини. Наверное, съела что-то не то.

– Ничего, не страшно, – ответил Вадим, соображая, что ему вроде бы пора уж и убираться восвояси. Но как уйти? Вон она как зажалась, сидит на табуретке согнувшись, лицо виноватое, на лбу выступили крупные капли пота. И внезапно вскочил, пораженный догадкой. – Слушай, а тебе уже не пора? Того?

– Нет! – вскрикнула Галя, и в ее глазах плеснулся такой страх, что Вадим понял, что ей действительно «пора того» и она сама прекрасно об этом знает.

– Так, я вызываю скорую.

– Я боюсь, – жалобно пропищала Галя, и ее слова напомнили Вадиму, как несколько месяцев назад он предлагал ей избавиться от ребенка, а она ответила ему точно так же – боюсь, дескать. Смешные бабы! И так – боюсь, и этак – боюсь.

– Чего уж теперь, – пробормотал он, вышел из кухни и тут припомнил, что телефона-то в этой квартире нет. Значит, придется стучаться в соседнюю квартиру. – Я к соседям, вызову скорую от них.

– Вадик, у меня уже все прошло!

– Как же, рассосалось! – с досадой парировал он. – Дурында…

Соседка, та самая некрасивая мать-одиночка, что когда-то мыла в квартире Акатова окна, восприняла визит Вадима с нескрываемым восторгом.

– Галочке пора пришла? Да, так примерно она и считала! Делилась со мной, да… Конечно, звоните. А вы, верно, квартирантку свою проведать зашли?

«Морда противная, голосок ехидный, – про себя отметил Акатов, накручивая диск древнего телефона. – Не иначе Галина проболталась. Между бабенками такое заведено. Тем более эта – мать-одиночка, мужененавистница. Усядутся вечерком и начнут «делиться», весь род мужской сволочить. Ну и плевать».

Когда он вернулся, Галина все так же сидела на табуретке, но у ног ее уже стояла небольшая сумка.

– Собралась уже? Молодец. Сказали, сейчас приедут за тобой.

– Вадик, не уходи, – прошептала сквозь сжатые зубы Галина. Ее, видно, снова скрутило. – Вадик, не бросай меня, мне страшно…

– Ну-ну, как же я тебя брошу, – успокоил ее Вадим, а на душе у него было смутно. А что, если Галку отвезут в тот же родильный дом номер 3, где лежит Анна? И как Вадим тогда будет ее… Да не ее, а их – навещать? А если они познакомятся, не ровен час, да начнут «делиться»? Бр-р-р!

Но его опасения были напрасны. Приехавшая машина скорой помощи – старая, разбитая, громыхающая на ходу – повезла Галину не в новую, оснащенную современным оборудованием «трешку», а в печально известную Варламовку, Варламовский роддом.

Купец Варламов, богатейший волжский рыботорговец, задумал выстроить себе роскошное жилье, настоящий дворец, но пока построечка возводилась, купец разорился, а любимая супруга подалась в бега, и с кем – с оперным певцом, дававшим ей уроки!.. В общем, купил бедовый купчик на последние деньги револьвер и в пустой гостиной, где на лепнине еще не высохла позолота, а из окон открывался вид на Волгу, раздался гулкий выстрел. Поговаривали, что призрак неудачливого купца показывается порой на втором этаже дома, пугая рожениц и молодых мамаш, а персонал уже привык к сложностям. Им и без привидения хлопот доставало – роддом то и дело закрывали после очередного скандального происшествия. То санитарная инспекция встретит в коридоре крысу размером с новорожденного, то стафилококковая инфекция одолеет разом всех младенчиков, то батарея отопления лопнет и зальет кипятком предродовое отделение… Может, это дух купца гадил? Да ведь ему-то никакой пользы – роддом потом открывали опять.

Вадиму было жаль Галку, но подавать голос и требовать везти ее куда-то в другое место он, по понятным причинам, не стал. Да его мнения и не спрашивали, даже не предложили ехать вместе с роженицей.

– Не беспокойтесь, папаша, домчим в сохранности, – бросила ему на бегу насквозь прокуренная, лихая фельдшерица.

Он уехал домой, а поздно вечером, как вор, прокрался к телефону, висевшему в прихожей. Был час, когда Римма, говоря ее языком, «общалась с прекрасным», а словами зятя, «заводила волыну», то есть слушала классическую музыку. Сейчас из-за плотно прикрытых дверей ее комнаты неслись мощные органные аккорды, значит, можно было звонить спокойно.

Усталый женский голос, пробившись сквозь помехи, сказал Вадиму, что Родионова родила девочку, четыре килограмма, и мать, и новорожденная чувствуют себя отлично.

Через неделю Вадим подъехал на такси к Варламовке. Галина, удивительно похудевшая и похорошевшая, быстро сбежала по ступенькам крыльца, держа на руках объемистый, пухлый сверток.

«Как кошка!» – подумал Вадим. Он, по сути, остался деревенским парнем, и ему приятно было, что Галина такая здоровая и выносливая, что она так легко опросталась, словно баба на меже, что девка родилась аж на четыре кило. Знай наших! Вот Анютка что-то подкачала. Какой месяц в больнице, доктора сначала пугали выкидышем, теперь грозят кесаревым…

– Поднимешься, посмотришь на девочку? – тихо спросила Галина, когда машина затормозила возле ее подъезда.

– Отчего же, – согласился Вадим.

Он поднялся и посмотрел на дочь. Она была пухленькая, бело-розовая, как дорогая клубничная пастила, и не плакала, а Вадиму казалось, что все дети ревут не переставая! Она захныкала, только когда захотела есть, и Галина, не стесняясь, не колеблясь, расстегнула пуговки на своей блузке и дала малышке грудь. Уже не девичья была у нее грудь, а женская, туго налитая, с темно-коричневым соском, который девочка жадно ухватила ротишком. Внезапно Вадим подумал, что понимает, отчего художники вечно рисовали Мадонн с младенцами. Что-то есть в этом, даже в самой обычной бабе, вот как в Галке, например, начинает брезжить тайна, и глаза у нее светятся небесной синевой… Расчувствовавшись, он внезапно для себя поцеловал Галку в губы и быстро ушел, чтобы не натворить еще больших глупостей.