Шесть мессий - Марк Фрост Страница 121

— Посмотри на меня.

Взбешенный Дэй использовал всю свою силу, сам воздух вокруг них колебался под воздействием безумного выброса энергии. Куда менее могучее действо доводило людей до смерти, растворяло их умы, вымывало, словно проносящимся сквозь сознание потоком, всю волю.

Но на сей раз не произошло ничего.

Этот человек просто смотрел на него.

Между тем предпринятое усилие ослабило преподобного настолько, что у него из носа потекла кровь. Потрясенный, постепенно осознавая, что не может воздействовать на незнакомца, он всматривался теперь в его лицо, на котором по-прежнему читалась сила и — что доводило до бешенства — не было никаких признаков озлобления.

«В нем нет страха, — подумал Иаков, глядя на Джека. — А если страха нет, то преподобному не к чему приложить свою хватку».

Некоторое время положение оставалось тупиковым. Потом преподобный Дэй заметил в глазах чужака что-то знакомое, заставившее его собственные глаза расшириться от ужаса.

— Нет, — произнес Джек.

Деваться преподобному было некуда. Он попытался отвести глаза, однако Джек, напрягая всю силу воли, заставил встретиться с ним взглядом.

— Чего ты хочешь? — тихо спросил преподобный.

Джек не ответил.

— Кто ты? — упавшим голосом проговорил Дэй.

— Ты знаешь, кто я.

Несчастное, больное лицо некоторое время противилось узнаванию, но в конце концов последние признаки сопротивления исчезли, и он обвис, подавшись вперед.

— Ты знаешь, кто я?

— Да, — прошептал преподобный.

— Так кто я? Скажи.

— Мой брат, — ответил он после долгого молчания.

— Как меня зовут?

— Джек.

— А тебя?

Ответ последовал после еще более длительного молчания:

— Александр.

Джек кивнул. В ходе этого обмена репликами все маски спали, притворство было отброшено, так же как вражда и противоборство. Они были только братьями.

— Послушай меня, — произнес Джек тихо и отчетливо, страстно надеясь на то, что необходимые слова сами придут к нему. — Послушай меня, Алекс. Мы все здесь, в этом помещении, и матушка, и отец. Наша маленькая сестренка. Никому из нас неведомо, почему все это случилось, почему ты отошел так далеко от нас, почему тьма поглотила тебя и подвигла на все те преступления, которые ты совершил. Ничто из этого сейчас не имеет значения. Ты меня слышишь?

Александр Спаркс взирал на своего брата взглядом маленького испуганного ребенка. Сейчас его била дрожь, переполняли страх и чувство утраты.

— Ныне они все с нами, в этом месте, и ныне, здесь, это обретает конец. Я говорю от их имени, их голоса звучат в моем голосе. Слушай меня… — В этот миг Джек понял, что именно он пришел сюда сказать, подался вперед и шепнул ему в ухо: — Мы прощаем тебя, брат мой.

Александр приглушенно всхлипнул.

— Мы прощаем тебя.

Он обмяк и обессиленно повалился на руки Джеку, который легко подхватил его, осторожно опустил на пол и сел рядом, бережно лелея несчастное, искалеченное тело брата у себя на коленях.

— Мы прощаем тебя, — прошептал он.

Александр издал душераздирающий вопль, стон по бесчисленным погибшим и украденным душам. Он обессиленно припал к своему брату, и рыдания сотрясли его тщедушное тело. Все остальные в помещении, невзирая на страх и гнев, что внушали им преступления Александра, глядя на него сейчас, не испытывали иных чувств, кроме жалости.

С тяжелым металлическим скрежетом одна из решеток над центром помещения поднялась из пазов. Иаков взглянул наверх и увидел, как Канацзучи пролез в отверстие и опустился на пол рядом с ними. За ним следом в яму стекла оставшаяся кровь. Грохот внизу снова усилился. Некоторое время японец сидел неподвижно, словно окаменев, потом предпринял слабую попытку встать. Иаков нетвердыми шагами направился к нему.

— Идемте, друзья мои, — спокойно произнес он.

Иаков протянул руки к Канацзучи и помог ему подняться; поддерживая один другого, они двинулись к Джеку и Александру. Затем Иаков помог Канацзучи сесть и сам опустился рядом с ним, напротив братьев.

Ходящая Одиноко кивнула Престо. Он обнял ее, они двинулись вперед и заняли последние места в круге. Индианка держала Престо за левую руку, а правую протянула Джеку. Тот крепко ухватился за нее левой, держа в правой руку Александра. В то же самое время Канацзучи потянулся к Престо, и их руки замкнули круг.

Рыдания Александра стихли; он поднял глаза и встретился взглядом с Джеком. Тот кивнул ему, мягко и доброжелательно, и Александр кивнул в ответ. Затем взгляд Джека прошелся по лицам остальных, и теперь между ними всеми воцарилось молчаливое понимание, чистое и невыразимое.

Штерн прошел от ларца к ларцу, вынимая похищенные книги и аккуратно складывая их у стены, а покончив с этой задачей, снова оглянулся на круг, и увиденное поразило его: он прижался спиной к стене в глубочайшем благоговении. Шестеро взирали друг на друга; Лайонел не сомневался, что видит ауру, распространяющуюся над ними в воздухе, круглую прозрачную завесу, в ткань которой были причудливо вплетены текучие, призрачные фигуры, очертания, образы, каждый из которых содержал в себе мощь, красоту и сострадание сотен тысяч человеческих душ.

По мере того как свет над кругом становился ярче, громыхание в глубокой яме под помещением стихало. Никто в круге не шевельнулся. Затем гул стих, свет пошел на убыль. В наступившей умиротворенной тишине Александр издал негромкий возглас и умер на руках у брата.

Лайонел помог отцу подняться на ноги, с сочувствием и ужасом взирая на изломанное, невероятно истощенное тело, остававшееся в объятиях Джека.

— Зачем он хотел заполучить книги? — тихо спросил Лайонел.

— Он думал, что сможет уничтожить Бога, — ответил Иаков.

Лайонел удивленно заморгал.

— Но ведь это означало бы устроить конец света.

— Он ошибался, — печально промолвил Иаков. — Если он и мог на самом деле что-либо уничтожить, то только себя.

После того как Канацзучи ушел вниз, Дойл, поискав, нашел в церкви веревку. Когда громыхание (Дойл предполагал, что это землетрясение или какое-то сходное сейсмическое явление) унялось, он обвязал один ее конец вокруг пояса, сбросил другой вниз, в камеру, и крикнул им, чтобы держали.

Затем его могучие руки помогли подняться уцелевшим; спасенные книги теперь лежали на полу залитого лунным светом собора.

Джек Спаркс оказался последним. Оставив тело брата на попечение душ своих умерших близких, он ухватился за веревку, и Дойл вытащил его наверх.

На свет.