Большая книга ужасов-36. Нож оборотня. Змеиные глаза смерти - Ирина Щеглова Страница 12

У лесопилки их встречала толпа народа во главе с Вовкиной матерью.

Женщины бросились вперед. Завидев носилки, запричитали старухи. Григорьев прикрикнул грозно, толпа расступилась. Лешу понесли дальше, к домам. Погрузили в отцовскую машину. Отец сел за руль, с ним поехали еще двое.

Григорьев даже сказал что-то напутственное. «Он что, издевается?» – подумал Вовка.

– Веселый Новый год, – оскалился Григорьев и подмигнул Вовке.

А потом повернулся к возбужденным старухам.

– Все, бабоньки, концерт окончен, расходитесь по домам, – распорядился почти весело. – Всех с наступающим!

Жители, опустив головы, стали расходиться.

Григорьев повернулся к Вовке.

– Мое предложение остается в силе, – сказал негромко, но в голосе звучала угроза.

И ушел, следом вразвалку шагали сын с племянником.

Вовка и Мишка растерянно смотрели им вслед.

Дома мать, осмотрев экипировку Вовки, попыталась выяснить, где его футболка, почему он без носков и куда подевались шапка и перчатки. Вовка мямлил что-то невразумительное. Мишка изо всех сил поддакивал. Получилось неубедительно.

А между тем стрелки настенных ходиков неумолимо приближались к двенадцати. Скоро полночь, Новый год!

Посреди комнаты красовался накрытый стол, но никто не торопился за него садиться. Ждали возвращения мужчин.

Вовка и Миша забились в самый темный угол и тихонько обсуждали произошедшее. Их возмутил Григорьев. Теперь Вовка не сомневался в том, что Григорьев и его парни – оборотни, да и глупо было сомневаться, если сам он совсем недавно восседал на пне и завывал с волками.

Тут надо было подумать. И крепко подумать.

Например, откуда у самого Вовки такая способность – оборачиваться волком? Нож волшебный? Но это уж как-то слишком…

Мишка доказывал, что с Вовкиным дедом дело нечисто, мол, он и был тут самым главным, а после его смерти стая от рук отбилась, то есть одичала, волки на людей бросаются.

А Вовка, стало быть, наследник – княжеских кровей, то есть, точнее, волчьих, конечно. Не зря его Леша Волчьим Пастырем называл. За то, видимо, и поплатился.

– Да почему поплатился? – недоумевал Вовка. – Кому он мог помешать?

– Да Григорьеву же! – доказывал Мишка. – Помнишь, как он нас на дороге встретил? Хозяином тебя назвал! Потому что нож у тебя!

– Ну и что, у него тоже нож есть, и он сам стаю водит, – не соглашался Вовка. – Нет, тут что-то не то…

– Не то! Ты же конкурент! Не понимаешь, что ли? Стая тебя послушала! Григорьев это сразу понял! Как только ты появился, волки перестали ему подчиняться. Вот он и решил Лешу убрать, чтоб тот не болтал. Лешу убрал бы, ты бы уехал, и все шито-крыто. Никто ничего не знает.

– Выходит, Григорьев сам себе навредил, – гнул свою линию Вовка, – если бы он Лешу не тронул, то и мы ничего не узнали бы.

– Чего теперь гадать, если бы да кабы… – насмешливо протянул Мишка. – Ты лучше подумай, что нам теперь делать?

– Откуда я знаю, – огрызнулся Вовка. – Григорьев меня у лесопилки поймал, как только ты ушел. Велел за собой идти, привел на поляну, а там уже и раскрыл карты. Велел сваливать из поселка. А если я не соглашусь, то вас всех убить пригрозил.

Мишка слушал и кивал задумчиво.

– Слушай, Мишка, а ты откуда все это узнал, ну, про оборотней? Как ты вообще догадался?

– А, – небрежно отмахнулся Мишка, – читал… Я, еще когда в первый раз с волками на поляне столкнулись, подумал, неспроста нож воткнут в пень, и волки какие-то ненатуральные…

– Ага, а где ты до того натуральных видел? – усмехнулся Вовка.

– И нечего ржать! Ты сам-то теперь кто? Волчий царик, Хозяин Лесной, – буркнул Мишка.

– Че ты обзываешься?!

– Я не обзываюсь, так в народе говорят.

– Час от часу не легче, – загрустил Вовка. Мишка промолчал. Вовка взглянул на него исподлобья и предложил:

– Давай вот что сделаем, дождемся отца, узнаем, что там с Лешей, а утром уговорим всех домой поехать.

Мишка шумно вздохнул.

– Ты думаешь, я струсил? – заволновался Вовка. – Да ни фига я не струсил! Если бы дело одного меня касалось, я бы, может, еще подумал… а так, Леша уже пострадал, да гостей у нас полон дом, да родители, да бабка Матрена, ну и ты еще. А у Григорьева оружие, ты же видел. Захочет – и перестреляет всех!

– Че ты пугаешь! – возмутился Мишка. – И без тебя страшно! Думаешь, я не понимаю! Они на меня у самого поселка набросились, мордой в снег, и поволокли. Я уже думал – все! И кричать бесполезно, кто в такой глухомани услышит?! От страху чуть не окочурился! А потом остановились, я ничком лежу, голову приподнял, а кругом – волки!

Вовка слушал друга и думал: «Надо уезжать! Срочно! Увозить отсюда людей! А потом… что потом? Оставить поселок на растерзание хищникам?» А что, если Мишка прав? Что, если он, Вовка, действительно этот Пастырь, или как там его? Царик? Он попытался вспомнить имя, которым назвал его Григорьев. Имя, похожее и непохожее на его собственное и одновременно звучащее как «волк». Вольх? Кажется, Вольх, и отчество такое – Всеславьевич… Кто такой этот Вольх Всеславьевич?

– Мишка, кто такой Вольх Всеславьевич? – не удержался Вовка.

– Кто? – переспросил Мишка. Вовка повторил.

– Не знаю… а откуда ты это имя взял?

– Григорьев назвал.

– Кого?

– Да меня же! – сказал Вовка.

Мишка задумался.

– Эх, был бы Интернет! – с досадой произнес он.

Их позвали к столу. Гости и хозяева хоть и уселись, но к еде не притронулись. Посматривали на пустые стулья и на часы. Вовкина мать то и дело подходила к окну, прислушивалась.

Часы начали бить полночь.

Открыли шампанское, но скорее по привычке, без энтузиазма. Над столом висела молчаливая тревога.

Но в этот момент за дверью послышался шум и голоса. Топот ног. Женщины всполошились, бросились встречать.

Вовкин отец и двое его друзей ввалились в комнату, возбужденно переговариваясь.

Вовка с Мишкой, переглянувшись, тоже подошли к вошедшим.

– Успели! – весело крикнул отец.

– Ну как там? – набросились с расспросами.

– Отлично! По дороге думали, не довезем, а в больнице он в себя пришел!

– Ну слава богу!

Женщины, смеясь, торопливо начали совать всем в руки бокалы с шампанским.

Мужчины на ходу сбрасывали куртки.

После шумных поздравлений с Новым годом посыпались вопросы.

– Ну, расскажите же! – требовали женщины.