Эра Водолея - Шамиль Идиатуллин Страница 12

Денис не решился ни разговориться с кем-либо из прохожих, ни найти ближайший магазин и рядом с ним отнаблюдаться до ощутимого результата. Робость была остро непрофессиональной. Сайфиев соврал себе, что надо быть рядом с отелем на случай звонка – вдруг Сания подъедет, а подхватить высокого гостя не сможет, потому что высокий гость изображает доктора Ливингстона в поисках водопада Виктория.

Денис вернулся к гостинице, но у кованых ворот принял вправо и пошел вдоль забора. Там была еле заметная тропинка, выглядывавшая из густой травы, будто притворившийся спящим ребенок. Мучало сознание ошибки, которая еще не совершена, но уже необратима. Даже не ошибки, а стыдной опасности, и ты в нее вляпался. Будто забрел в брошенный деревенский сортир с гнилым полом, ненароком провалился, и сидишь уже по горлышко, потому что стеснялся позвать помощь. Теперь стесняешься уже по другому поводу – что окружающая среда преодолеет судорожно сплюснутые губы и станет твоей внутренней. При этом дно не нащупывается. Через минуту будешь проклинать свою стеснительность и брезгливость. Но это будут недолгие переживания. Потом ни их не будет, ни вообще ничего – даже погашенной густой прохладной вонью мысли «Хоть бы уж совсем не нашли».

Немало лет назад здесь, видимо, была улочка, упиравшаяся в лужок, отчеркнутый сосняком. Спутанные кусты шиповника и еще какой-то неласковой дичи торчали несколькими маловнятными периметрами, будто раньше окружали дома. Денис хотел проверить свою догадку, но вдруг резко передумал, потому что устал. Он огляделся и обнаружил, что боковое зрение не обмануло – из кустов, как раненый комиссар, выползла и косо припала к земле серая от ветхости скамейка. Видимо, потому организм и дал сигнал об усталости.

Упрекать его Денис не стал, а покорно дошагал до скамьи, проверил ее на прочность, удобно сел и вскрыл пачку. Не зря ж покупал, в конце концов. Мысль о том, что за 5 лет можно вообще отучиться курить, показалась забавной. Мысль о том, что, продержавшись 5 лет, глупо срываться ни с фига – смешной. Тот факт, что при себе не было ни спичек, ни зажигалки – просто ржачной.

Ржать Сайфиев не стал, потому что кусты робко зашуршали. Денис насторожился, но быстро все разглядел и успокоился. Боком, как краб, в траву вдвинулась рыжая с белым собачка с две ладони величиной. Не выдергивая хвоста, прочно засевшего между ног, она принялась крутить кренделя, постепенно приближаясь к скамейке, на которой сидел Сайфиев. Дениса в десятилетнем возрасте примерно такая шавка больно цапнула повыше пятки. Он неделю хромал, собак ненавидел год, и изживал эту ненависть до сих пор.

Денис посвистел. Собачка дернулась назад и слегка оскалилась, словно негромкий свист был для нее сигналом к достойному отступлению. Змеи ее запугали, что ли.

– Собака, ты чего боишься? Иди сюда, – пригласил Денис, похлопав себя по голени.

Собака сделала пару шагов почти по прямой к Денису, но вдруг застыла.

За плечом Дениса тонко сказали:

– Ma’may [5].

Денис вздрогнул и оглянулся. Рядом, касаясь ярко-желтым платьицем волокнистой древесины скамьи, стояла белобрысая девочка лет пяти.

– Вот ты Чингачгук, – сказал Денис почти ровным голосом. – Ты откуда взялась? И что за Мамай?

Девочка коротко посмотрела на него, как неинтересную картинку в книжке, и снова уставилась в собачку. Глаза у нее были зеленовато-карими и очень спокойными. Лицо – нежным и белым, как свеча.

– Девочка, ты чья? Ты из гостиницы? Тебе можно одной гулять? – спросил Денис.

Он знал, что не умеет обращаться с детьми, ему это сестра тысячу раз говорила, да и сам он видел, что племянник Димка его и не слишком любит, и не уважает совсем. Но одно дело Димка, здоровый дурак с чугунной головой, которого Денис тоже не сказать чтобы обожал. Другое – девочка на вечерней опушке. Ее надо было как минимум отвести к людям, не напугав при этом.

Денис не дождался ни ответа, ни повторного взгляда, и терпеливо осведомился:

– Тебя как зовут? Ты не глухая?

По нулям.

– Милая, ты по-русски понимаешь?

Денси подозревал, что найти на территории республики пятилетнего человека, знавшего татарский и не знавшего при этом русский, в наше суровое время практически невозможно. Тем не менее, он прищурился, вспоминая, и, слегка запинаясь, спросил:

– Qızım, sin rusça beläseñme? [6]

– Ma’may, – повторила девочка, не отрывая глаз от собачки.

Денис, разозлившись, решил тупо набрать Санию, доложить ей обстановку и пускай уже она сама вызывает милицию, переводчиков, ушных мастеров и скорую педагогическую помощь. Голову дернул отчаянный визг. Денис вздрогнул, решив, что это девочка верещит, не раскрывая рта. Потом сообразил и посмотрел на псинку.

Собачка припала к земле, крупно дрожа и не отрывая взгляда от девочки. Передними лапами она слабо возила по траве, желая отползти задним ходом, но нижняя половина пса была будто воткнута в землю. Визг выпадал из оскаленной пасти неровными отчаянными кусками.

– Собака, ты чего? – ошарашенно спросил Денис.

Собака не отвлеклась на него. Она была целиком занята пожиравшим ее ужасом. Денис подумал, что сейчас рехнется, и решительно встал со скамьи, чтобы успокоить животное. Или заткнуть ему рот каким-то другим способом – пока оно, в конце концов, не испугало ребенка. И тут собака заткнулась сама – резко, будто раздавленная сапогом.

Денис остановился на полдороге, не понимая, в чем дело. Собака сидела все в той же позе, словно прибитая к земле гвоздем-двухсоткой, но ныть перестала, зубы спрятала, а глазами рыскала по сторонам. Передние лапы перестали елозить, а потом вовсе расслабились. Шавка тряпкой опала в траву, затем перекинулась на бок и принялась деловито вылизываться. Видимо, после припадка там было что вылизывать. Впрочем, приглядываться Денису не хотелось. Он вдруг подумал, что псина может быть и бешеной. И спросил, повернувшись к девочке:

– Малышка, а собаки у вас вообще?..

Умолк. Не потому, что вспомнил, что девочка не то глухая, не то глупая, не то по-русски не понимает (два последних обстоятельства, впрочем, были тождественными). Просто не было девочки. И кусты поодаль не шевелились, и по тропке никто не удалялся. А тропка просматривалась метров на пятьдесят, так что скрыться из виду за время, что Денис наблюдал за тонкостями собачьего выхода из истерики, мог бы только какой-нибудь Бен Джонсон – да и то до позорной дисквалификации и после имплантации в дыхательные пути мощного глушителя. Денис был уверен, что с того момента, как псина замолчала, не слышал ни звука. Если не считать, конечно, ставшего совсем неприличным саундтрека вылизывания собачьих причиндалов.

Денис снова присел, потом встал и следующий вопрос направил собаке – больше и некому ведь было: