Зиска. Загадка злобной души - Мария Корелли Страница 11

Дензил сделал шаг назад, затем резким движением приблизился вплотную к нему с неестественно красным лицом и глазами, горящими недобрым огнём.

– Вы – вы её любите! Как! В один краткий час вы, кто так часто мне хвастали, что у вас нет сердца, что вы не глядите на женщин, кроме только моделей для ваших зарисовок, – вы говорите мне теперь, что влюблены в женщину, которую прежде этой ночи никогда не видели!

– Стойте! – оборвал его Джервес несколько капризно. – Я в этом не так уж уверен. Я уже видел её прежде, но вот где, я не могу вам сказать. Но огонь, который горячит мою кровь теперь, кажется, возрождается из некой древней, внезапно ожившей страсти, и глаза этой женщины, от которой мы оба без ума, они не вдохновляют на святость, мой дорогой друг! Нет – ни вас, ни меня! Давайте будем честны друг с другом. Есть нечто мерзкое во внешности этой Madam la Princesse, и оно взывает к чему-то равно мерзкому в нас самих. Мы, должно быть, побеждены этой силой, – tant pis pour nous ⁹! Я больше жалею вас, чем себя, поскольку вы отличный парень, au fond ¹⁰; у вас есть то, что мир склонен презирать, – чувство. У меня его нет, потому что, как уже говорил вам прежде, у меня нет сердца, но есть страсти – тигриные страсти, – которые должны быть удовлетворены; фактически, я ставлю смыслом своей жизни потакание им.

– Вы намерены потакать им и в данном случае?

– Несомненно! Если удастся.

– В таком случае, тем другом, что были прежде, вы уже не можете мне быть, – вскричал Дензил яростно. – Боже мой! Вы разве не понимаете? Моя кровь так же горяча, как и ваша, я не уступлю вам ни одной улыбки, ни одного взгляда принцессы Зиска! Нет! Я скорее вас уничтожу!

Джервес спокойно посмотрел на него.

– Сможете ли? Pauvre garcon! ¹¹ Неужели вы до сих пор такой мальчишка, Дензил, кстати, сколько вам лет? Ах, теперь вспомнил, двадцать два. Всего двадцать два, а вот мне тридцать восемь! Так что в меру одиночества, ваша жизнь более ценна для вас, чем моя – для меня. Поэтому если пожелаете, то можете меня убить! У меня как раз на поясе висит очень подходящий кинжал, – думаю, у него есть остриё, – который вы вполне можете использовать для этой цели; но, во имя неба, не медлите – сделайте это! Вы можете меня зарезать – можете, конечно, но вы не способны – и хорошенько это запомните, Дензил! – помешать моей любви к той самой женщине, в которую влюблены вы сами. Я полагаю, что вместо того, чтобы бредить этим делом здесь, в лунном свете, который представляет нас в свете двух правоверных негодяев на отборе для театральной сцены, нам бы лучше воспользоваться моментом и предоставить этот вопрос на разрешение самой леди. Что вы на это скажете? Вы ведь знаете её много дней – я знаком с ней только пару часов. Вам выпал первый шанс, так что жаловаться не на что.

Тут он играючи отвязал бедуинский кинжал, висевший на его поясе, и предложил его Дензилу, осторожно держа за сверкающее лезвие.

– Один удар, мой отважный мальчик! – сказал он. – И вы прекратите лихорадку по Зиска в моих венах раз и навсегда. Но если вы не решитесь на убийственный удар, то жар будет разгораться, усиливаясь, пока не достигнет своей наивысшей точки, и тогда…

– И тогда? – повторил эхом Дензил.

– Тогда? Ох, одному Богу известно, что тогда!

Дензил отклонил предложенное оружие с видом отвращения.

– Можете шутить, – сказал он. – Вы вечно шутите. Но вы не знаете – не можете прочесть ужасных помышлений в моём сердце. Я даже самому себе не могу позволить раскрыть их значение. Есть доля истины в ваших легкомысленных словах; я чувствую, я инстинктивно знаю, что женщина, которую я люблю, пользуется не доброй привлекательностью, а злой; и всё же, какое это имеет значение? Не влюбляются ли порой мужчины в гнусных женщин?

– Всегда! – кратко ответил Джервес.

– Джервес, я прошёл через пытки с тех пор, как увидел её лицо! – воскликнул несчастный парень, когда его самообладание неожиданно дрогнуло. – Вы себе представить не можете, во что превратилась моя жизнь! Её глаза сводят меня с ума, малейшее касание её руки, кажется, незримо уносит меня прочь…

– К погибели! – закончил Джервес. – Это обычный финал того пути, который мы, мужчины, предпринимаем с прекрасными женщинами.

– А теперь, – продолжал Дензил, едва вняв ему, – как будто моего личного отчаяния было мало, вам понадобилось ещё прибавить к нему от себя! Что за злой рок, гадаю я, послал вас в Каир! Конечно, теперь у меня с ней нет шансов; вы несомненно победите. И можете ли вы в этом случае удивляться, что я чувствую, будто мог бы вас убить?

– О, я ничему не удивляюсь, – спокойно произнёс Джервес, – кроме как, разве что, самому себе. И я повторю ваши слова с самым искренним чувством: что за злой рок послал меня в Каир? Не могу ответить! Но здесь я намереваюсь задержаться. Мой дорогой Мюррей, давайте не будем ссориться, если только сможем, это такая пустая трата времени. Я не злюсь на вас за любовь к la belle Ziska ¹², поэтому и вы постарайтесь не злиться на меня. Пусть прекрасная дама сама решает, кто из нас достоин. Моё личное мнение таково, что ей до обоих нас нет дела, и, более того, что ей никогда ни до кого не было дела, не считая само́й восхитительной себя. И, конечно, её очарование достаточно велико, чтобы поглощать всё её внимание. Кстати, позвольте спросить вас, Дензил, в этой вашей взбалмошной страсти, – а она именно взбалмошная, в точности как и моя, – вы вообще-то имеете намерение сделать Зиска вашей женой, если она предпочтёт вас?