Восставшие миры - Фрэнсис Пол Вилсон

Только в 1979 году, после выхода в свет романов «Целитель» и «Колесо в колесе», родившихся из рассказов, опубликованных издательством «Аналог», я собрался сочинить роман о начале. Решившись и дальше описывать будущую историю Федерации, хотелось показать ее корни, рассказать о ее основателе Питере Лa Наге — революционере поневоле.

Я представил себе человека, который не склонен к насилию и пытается свергнуть репрессивную власть без кровопролития — или хотя бы ценой совсем малой крови. Как это сделать?

В свое время я сам был радикалом, приверженцем «анархо-капиталистических» взглядов Людвига фон Мизеса [1], Марри Ротбарда и прочих. Все они единодушно считают душой свободного общества свободную экономику: если людям не позволено совершать друг с другом свободные сделки, люди не свободны. Меня сильно заинтересовала веймарская гиперинфляция в начале 1920-х годов [2](которой я снова пристально занялся через несколько десятилетий, работая над романом «Арийцы и абсент»), и мне пришло в голову: если правительство, преследуя свои цели, манипулирует экономикой, почему бы умному революционеру точно таким же образом не свалить правительство?

И как только я понял, что цель Питера Ла Нага и его орудие — одно и то же, сюжет сразу сложился.

Заодно он позволил мне выразить давнее отвращение к приевшемуся образу галактической империи в научной фантастике. Действительно, идея централизованной, сжатой в железный кулак власти, которая правит многочисленными мирами, разделенными десятками световых лет, абсурдна даже при перелетах со сверхсветовой скоростью. Мое представление чуть практичней: свободная конфедерация колонизированных миров, в основном предоставленных самим себе, над которыми висит «большая дубинка», предотвращая любые агрессивные и захватнические тенденции. Другими словами — руки прочь, делай что хочешь.

Вот такая концепция. Нынче она называется либертарианством. Сегодня существует либертарианское движение, Либертарианская партия, а в конце шестидесятых годов, когда я пришел — как бы лучше сказать — к своему Weltanschauung [3], оно не имело названия. В 1964–1968 годах я учился в вашингтонском Джорджтаунском университете и участвовал в маршах протеста, присоединялся к толпам вокруг Мемориала Линкольна, шагал вместе с прочими вдоль Потомака к Пентагону. Это было грандиозное представление, колоссальная тусовка. Мне, конечно, хотелось, чтоб война во Вьетнаме закончилась, но я был в той толпе одиночкой, политическим и философским сироткой.

Проблема заключалась в том, что я никак не мог увидеть особенных функциональных различий между социалистическим, коммунистическим и фашистским государством. Риторика, разумеется, разная, а по сути центральная власть в любом случае устанавливает контроль над бизнесом, производством, средствами массовой информации, образованием — то есть над личностью. Кто надевает на меня наручники — государство или коллектив, — не имеет значения, я все равно в оковах.

Поэтому я поспешно шарахнулся в другую сторону, подальше от лево-правой оси, и, позвольте сказать, очутился в полном одиночестве. Порвал с левыми, предпочитая свободную экономику (одна женщина на антивоенной демонстрации крикнула: «Видно, тебя на сотню лет заморозили!»), и с «молодыми республиканцами», которые только крестились, слыша от меня предложение легализовать наркотики и проституцию.

Мне с самого начала хотелось представить в фантастическом романе подобный непривычный, но в принципе здравый взгляд на мир. Почему бы и нет? Многие научно-фантастические произведения описывают инопланетян, а почти каждый, кого я знаю, наверняка признает эту безымянную философию инопланетной.

Взявшись в конце концов за «Восставшие миры», я решил превратить его в некий манифест. Но, не желая впадать в убийственную серьезность, немножко позабавился с эпиграфами, взятыми из самых разнообразных источников, начиная с Томаса Джефферсона и заканчивая Роджером Рамджетом. А когда ничего подходящего под руку не подворачивалось, сам выдумывал цитаты, приписывая их «Второй Книге Успр» (исправленному изданию Восточной секты).

Успр — мое слово (аббревиатура объясняется в тексте), которое, впрочем, кажется, зажило самостоятельной жизнью. Я секунду назад поискал его в Интернете и нашел 187 раз. Встречаются автомобильные номерные знаки с аббревиатурой «успр»; новички вставляют в свои файлы цитаты из «Второй Книги»; читатели обращаются ко мне с вопросом, где можно купить эту самую книгу (извините, нигде), предлагают ее написать и выпустить в продажу, а если мне некогда, то могут сочинить ее сами (извините, не сможете).

Многие сообщают, будто «Восставшие миры» изменили их жизнь. Страшновато! Изменив чью-то жизнь, не принимаешь ли на себя ответственность за дальнейшее?

Хуже того — после успеха «Восставших миров» меня начали называть «научным фантастом-либертарианцем». Протестуя против всяческих ярлыков, я решил отдохнуть от фантастики. Следующим моим романом стал «Замок», только это совсем другая история.

В 1980 году «Восставшие миры» в твердой обложке, если их удавалось найти, дороговато стоили. С учетом этого издательство «Стелс-пресс» исправило положение, выпустив новый тираж. В придачу к Ла Нагу здесь публикуется «Крысолов», которого я впервые издал самостоятельно, и рассказ о предке Питера Ла Нага, подпольном торговце жирами, упоминающемся в восьмой главе романа.

Ф. Пол Вилсон

Джерсийское побережье

1 ноября 2000 г.

Видимо, навсегда останутся без ответа многие вопросы о Великом Заговоре, тем более после того, как на них категорически отказался ответить главный его разработчик — Питер Ла Наг. На редкость глубоко проникнув в ткань имперского общества, заговор оставил за собой немало заметных следов, из которых перед нами складывается довольно ясная картина пятилетнего периода, предшествовавшего революции.

Но что предшествовало самому плану? Почему вообще он возник? Почему Питер Ла Наг решил, будто назрел революционный момент? Здесь мнения ученых расходятся, хотя в современных трудах предпочтение отдается одному случайному событию. Прибытие Ла Нага на Трон и прекращение попыток убить Метепа VII последовали вскоре после небольшого антимилицейского бунта на Нике. В этом выступлении и присутствовал роковой фактор — молодая женщина по имени Лайза Кирович. Впрочем, Кирович — ее фамилия по мужу. А девичья — Бедекер. Вот где собака зарыта…