Законы отцов наших - Скотт Туроу Страница 96

— Вы имеете в виду Лавинию Кэмпбелл?

— Угу.

— А что вы сказали ей?

Очевидно, желая сбить Хардкора с избранной им линии и внести разброд в его же показания, заставить путаться, Хоби заявляет протест, хотя у него нет к нему оснований. Томми начинает было объяснять, однако Хардкор, обладающий богатым судебным опытом, сразу же понимает, в чем дело, и прерывает обвинителя.

— Это было за день до того, как мы должны были завалить папашу Нила. В Башне. Там были только я и она. — Он смотрит на Хоби и ухмыляется: «Дескать, думай, что тебе заблагорассудится, мудила хренов, но у меня котелок тоже варит».

Сомневаюсь, однако, чтобы в этом зале нашелся хоть один человек, который бы превратно истолковал столь изящные речевые обороты Хардкора.

— И что же вы сказали ей?

— Сказал ей, что нужно делать. Типа, нарисовал ей общую картину.

— Что конкретного вы сказали ей о Ниле?

— Ну, что Нил и я, стало быть, договорились замочить его папашу.

— Что она ответила на это?

— А что, мать ее разэтак, могла сказать эта мартышка? Вздумала было перечить, сучонка. Дескать, зачем нам такое? Ну, типа того.

— А вы?

— «Умолкни, падла! Тебя никто не спрашивает, тварь!» — Неприукрашенная точность и ярость, с которыми Хардкор вспоминает свой ответ, вызывает взрыв смеха в зале суда. Хардкор улыбается, словно заранее предвидел такую реакцию аудитории.

— А Баг лично знакома с Нилом?

— Ну ты даешь, приятель! Ей да не знать Нила! Стоит ему только нарисоваться здесь, мать его, как она бежит к нему на цыпочках. Он ей вроде патронажной сестры. Только посмотреть, мать ее, как она часами сидит с ним на скамейке и травит баланду. Ну, типа того. Она знала Нила. Верняк.

Томми бросает взгляд в мою сторону удостовериться, что я отметила у себя в сознании этот факт: Нил был добр к Лавинии. Неудивительно, что девушке захотелось как-то помочь ему.

Оставшаяся часть прямого допроса проходит в обстановке, когда напряжение заметно спадает. Хардкор объясняет план, рассказывает, как Лавиния позвонила ему, когда подъехала Джун. Когда же он добирается до того места в повествовании, когда была убита Джун, то сокрушенно крутит головой, сожалея об ошибке.

— А когда вы разговаривали с Нилом Эдгаром в последний раз?

— Да в то утро, когда вся эта хрень приключилась. Он прислал, типа, ну, сообщение мне на пейджер, мать его, как раз когда я уходил, и потому я перезвонил ему с платного телефона там внизу, у Башни.

Томми берет распечатку звонков с сотового телефона Нила и обращает внимание Хардкора на сигнал на его пейджер в 6.03 утра. Хардкор подтверждает, что это и есть сообщение, на которое он ответил из платного телефона-автомата, находящегося рядом с Четвертой Башней. Затем с помощью все той же компьютерной распечатки Томми очень ловко вновь прокручивает основные моменты допроса:

— Этот звонок четырнадцатого мая был сделан в то время, когда вы согласились встретиться с сенатором Эдгаром? А этот звонок седьмого августа был сделан тогда, когда вы согласились убить его?

Когда он заканчивает, время близится уже к половине пятого, и мы объявляем перерыв. Помощники шерифа надевают на Хардкора наручники и выводят его из зала. Его адвокат Джексон Айрес, который наблюдал за ходом заседания, сидя на складном стуле по эту сторону плексигласовой перегородки, подходит к Хардкору у двери изолятора временного содержания и кладет руку ему на плечо. Выразительно кивая, Айрес, очевидно, говорит Хардкору, что тот все сделал правильно, и хвалит его. Хоби быстро собирает коробки и выталкивает из зала Нила, который на языке жестов пытается объяснить что-то Хардкору. Томми, Руди и Монтегю стоят кучкой у стола обвинения и вполголоса обмениваются репликами по поводу закончившегося допроса. На лицах довольные улыбки. Были взлеты и падения, но в целом неделя закончилась для них хорошо. Репортеры исчезли как по мановению волшебной палочки, спеша сдать в номер сенсационный материал: арестованный преступный авторитет показал сегодня в суде, что сговор с целью убить сенатора Лойелла Эдгара возник после того, как лидеры преступной группировки с негодованием отвергли предложение Эдгара превратить «Учеников черных святых» в политическую организацию.

Странная история, но именно поэтому она и кажется правдивой. Помещение наполняется приглушенным шумом расходящейся аудитории, а я продолжаю сидеть за столом с ручкой в руке, уставившись на страницы судейской книги, исписанной торопливым почерком, — заметки, которые я сделала сегодня. На самом верху левой страницы важное предложение из показаний Кратцуса: «Но ведь туда должен был поехать мой отец». Оно подчеркнуто два раза. Поразмыслив, я поневоле прихожу к удручающему выводу: очевидно, мне придется признать Нила Эдгара виновным.

Никки любит наряжаться. Она предпочитает расшитые красивыми узорами жилетки и платьица, украшенные стеклярусом. От матери я унаследовала органическую неприязнь к гламурности и вообще всякому шику и экстравагантности, и поэтому такая черта в характере дочери вызывает у меня тревогу. «Откуда у нее эта страсть? — удивляюсь я. — Неужели в наказание за мое недостаточное внимание к ней, за то, что я не бываю рядом все двадцать четыре часа в сутки?» Когда я прихожу за ней сегодня, то вижу, что Никки щеголяет в пластиковых туфлях на высоком каблуке, одетых не на ту ногу, и в короне.

— Я выхожу замуж! — громко пищит она.

Замуж! От этого слова у меня холодеет на сердце, однако я крепко прижимаю ее к себе и покрываю поцелуями, зная, что этот миг, когда мы опять вместе и нам предстоит прожить, не разлучаясь ни на минуту, целый уик-энд, для меня самый важный, потому что я стремилась к нему всю неделю.

— На ужин у нас будет тушеное мясо. Такое, как ты любишь.

— И никакого гороха? — недоверчиво спрашивает она.

— Ни единой горошинки.

После того как родилась Никки, я решила, что мне нужно упорядочить свой быт, например: готовить обед заранее и ставить еду в холодильник, как делает моя подруга Грейс Томасек. Я буду делать большие закупки сразу, по заранее составленному списку, чтобы мне больше не приходилось бегать по магазинам по три раза на дню. Одежду я намеревалась заказывать по каталогам и покупать за сезон вперед, чтобы не рвать на себе волосы от отчаяния при изменении погоды. Надо же, в конце концов, осознавать себя взрослой и смотреть на жизнь через призму предусмотрительности, а не поддаваться переменчивым настроениям и мимолетным капризам. Я изо всех сил стремилась к этому. Такой образ жизни был для меня признаком собранности, доказательством способности любого человека сделать свою жизнь хоть чуточку более сносной.

И до некоторой степени мне это удалось. О, конечно же, у меня хватает забот — уголовные дела, ссоры с Чарли по тому или иному поводу. Мое внимание постоянно переключается на какое-либо событие, например, на резню в Боснии. Я могу стать рассеянной, когда меня посещают воспоминания о матери или когда нахожусь в состоянии нервного возбуждения. Я знаю это, но ничего не могу с собой поделать. Однако все же элемент непредсказуемости в моей жизни уменьшился. У нас с Никки выработалась определенная система. В морозильнике всегда есть еда, которую я чаще всего не забываю размораживать. Пакет с ленчем для Никки всегда готов с вечера. В сумбуре забот, типичных для матери-одиночки, мне часто кажется, что я похожа на маленьких старушек Старого Света, которые ковыляют, переваливаясь с ноги на ногу, как волчок, который вот-вот упадет.