Законы отцов наших - Скотт Туроу Страница 94

Томми прерывает его:

— Нил сказал вам это? Что сенатор выхлопотал ему эту должность?

Для Томми это утверждение Хардкора имеет определенное значение, и он бросает красноречивый взгляд в сторону репортеров, сидящих в ложе для присяжных.

— Да, он все хвастался папашей. Говорит, он там в каком-то комитете или типа того, ну, короче, эти парни из УИУ, они должны, дескать, прислушаться к нему. Он, мол, на них надавит, и все будет путем. Никуда они не денутся. Вам надо забить с ним стрелку. Без балды. Может быть, он поможет. Ему, дескать, не впервой такие дела обтяпывать.

— И вы согласились встретиться с сенатором?

— Ну, нет, не с ходу. Такие дела так просто не куются. Тут надо прикинуть хрен к носу. Стало быть, я потихоньку перетираю это своим чердаком, но Нил, знаешь, не отстает от меня. Втемяшилось ему, понимаешь, в башку. Тебе, мол, кровь из носу, но надо потусоваться с моим папашей. Мой папаша не прочь познакомиться с тобой. Я, мол, пробил уже с ним эту тему. И вот как-то раз балдеем мы с Ти-Роком, и я ему все выкладываю насчет того, что мой ПИ — пробационный инспектор — предлагает забить стрелку с его папашей, чтобы выдернуть на свободу братишку Кан-Эля. А Ти-Рок говорит типа того, что, мол, надо бы попробовать. Кто знает, может быть, что и выйдет из этого дерьма. И тогда я говорю Нилу: «Мы тут перетерли это дело между собой и решили, что не худо бы и повстречаться с твоим папашей».

— Так, значит, вы в конце концов встретились с сенатором Эдгаром?

— Само собой.

— Когда?

— В мае. Похоже, вроде как в ту пору, потому что уже было тепло. Точнее не могу вспомнить, потому как не помню.

— А где же происходила встреча? Место вы помните?

Хардкор переводит взгляд вниз на кончики своих ботинок и смеется, перебирая в памяти события не столь уж давнего прошлого.

— Понимаешь, приятель, выбрать место — дело непростое. Мы тут долго шевелили мозгами и прикидывали, как и что, потому что Ти-Рок, он, типа того, не часто тусуется с белыми ребятами, да и Нил мне весь котелок прожужжал, что, дескать, его папаша сильно занят и прочее. В общем, перетерли мы это дело и решили в конце концов, что лучшего места, чем тачка Ти-Рока, нам не сыскать.

— То есть, если я правильно вас понимаю, вы встретились в «мерседесе» Ти-Рока?

Томми опять окидывает торжествующим взглядом репортерскую ложу. Подобно таможенным ищейкам, которые вынюхивают наркотики, даже если те находятся в стальной оболочке, репортеры навострили уши. Похоже, назревает скандальное разоблачение. Политик на заднем сиденье лимузина в компании с главарями организованной преступной группировки. Самые памятные истории, всплывающие в ходе судебных разбирательств, — это те, в которых фигурируют люди, оказавшиеся в необычных для них местах и совершающие поступки, которых от них нельзя было бы ожидать. Из-за своей мелочной суетливости Мольто никак не может скрыть то, чего ему нельзя проявлять столь явно — неприязнь к Эдгару. Сенатор может стать свидетелем обвинения, однако обвинитель с удовольствием окунает его в грязь, показывая прилюдно, как он якшается с лидерами преступного мира нашего города. Вряд ли сенатору понравится такой удар по его репутации борца за общественные интересы.

— А где находился автомобиль, когда вы встретились?

— В Норт-Энде, приятель, где точно, припомнить не могу, на каком-то углу.

— И как долго продолжалась встреча?

— Ну, примерно с полчаса.

— А кто присутствовал?

— Нил, я, Ти-Рок и папаша.

— Сенатор Эдгар?

— Да, он, — отвечает Хардкор, на пару секунд ощерившись недоброй ухмылкой. Очевидно, и он недолюбливает Эдгара.

— Можете вы сказать нам, что обсуждалось на этой встрече?

Хардкор пыхтит от натуги, роясь в памяти.

— Приятель, мы соображали, как нам выдернуть Кан-Эля из тюряги, добиться, чтобы его выпустили по закону. А этот ханыга, папаша, он, видно, чокнутый или вроде того. Он, понимаешь, упертый, дальше некуда. У него своя собственная программа. Мы, значит, толкуем ему: «Вы и мы должны покумекать, за какие веревочки дернуть, чтобы Кан-Эль вышел на свободу». А он нам в ответ: «О нет, нам лучше всего организовать людей и все такое». То есть насчет власти, которую надо бы, дескать, взять в свои руки. В общем, гнет свое.

— То есть сенатор Эдгар выдвигал идею, что «УЧС» должна стать основой для создания политической организации, верно?

— Ну а я о чем говорю?

— А как вы и Ти-Рок отреагировали на его предложение?

— Ти-Рок? Ну, мы еще немного погоняли эту тему, а потом этот гребаный фраер и говорит нам: хватит с меня вашей туфты, вы все равно в этих делах ничего не сечете, делайте, как я вам советую, не то пальцем не шевельну, и ваш братишка будет париться в камере до самого звонка. Совсем охренел, пидер гнутый! Ти-Рок покосился на меня, дескать, что за баклана ты подкинул? Ну вот и весь базар. И тогда этот долбаный мудак, мать его расперемать, вылезает из нашей тачки и канает в свою машину. Ну и чудила! — возмущается Хардкор, и на его лице появляется презрительная ухмылка. — Они с Нилом, стало быть, слиняли оттуда в своей тачке, а Ти-Рок поворачивается ко мне и спрашивает, типа того, можешь ли ты поверить этому педриле долбаному? Ти-Рок так офонарел, что прямо кипятком ссал. Ну и фраер! Хотел охмурить нас!

— А после этого вы разговаривали с Нилом?

— О да. Конечно.

— Где и когда?

— Да в следующий раз, когда он гонял балду у Башни. На следующей неделе. Я вроде как стал базланить Нилу, слушай, парень, да он же псих, в натуре, твой гребаный папаша. Он нас за нос водит, пердун старый. Мы для него как презерватив. Трахнул и выбросил. Ну а Нил, стало быть, пожимает плечами и отвечает: да, он такой. Он, мол, хитрый жучила, все равно настоит на своем и подомнет вас под себя. А я говорю: меня на этом не возьмешь. Никакому долбаному ублюдку меня не подмять: ни твоему папаше, ни кому бы то ни было. Да он своим дерьмом подавится, недоносок. Пусть только попробует кинуть меня. Мигом мозги из него вышибу, и глазом моргнуть не успеет. Да я не знаю, что с ним сотворю.

— Хорошо. А что сказал вам Нил?

— Ну, он, понимаешь, уставился на меня обалделыми зенками. В его дурьей башке никак не умещается, что кто-то оборзеет, типа, рогом переть на его хитрожопого папашу. А я, стало быть, и на него понес, типа, мать твою разэтак, ублюдок гребаный, паяльником тебе в жопу. Насрать мне на тебя вместе с твоим папашей, ну и все такое, значит.

Временами, с трудом выуживая смысл в этом мутном потоке косноязычной похабщины, я испытывала острое желание укоротить Хардкору язык. Ведь все-таки это зал суда, официальное учреждение, где присутствует публика. Однако такое поведение для него было абсолютно естественным, и ему совершенно неведомы иные способы выражения мыслей. Если бы я прервала его, он скорее всего не понял бы меня и глубоко оскорбился. Реакция у таких преступников самая непредсказуемая. Он мог замолчать и вообще отказаться давать показания. Даже Хоби, который до этого момента очень ловко обращал слова свидетелей обвинения в свою пользу, сейчас молчит и не решается прервать Хардкора, желая, очевидно, дать ему выболтаться до дна и затем уже попытаться поймать его на перекрестном допросе. Хардкор же явно в ударе. Ему очень нравится быть в центре всеобщего внимания.