Те, кто против нас - Борис Руденко Страница 92

Он услышал, что дверь медицинского блока негромко скрипнула, а потом раздались легкие шаги. Марина села рядом с ним, обхватив колени руками.

— Не спится совершенно, — пожаловалась она. — Слишком много впечатлений за день. Скажите, Олег, что вы чувствуете?

— Сложно сказать, — медленно ответил он. — Ощущений много, и все они разные.

— А самое главное?

— Главное? Пожалуй, отсутствие тревоги, которая меня не покидала все последние месяцы.

— Вы собираетесь остаться здесь навсегда?

— Не знаю, — сказал Нестеров и ненадолго смолк. — Мне хотелось бы… Но дело в том, Марина, что моя основная профессия — историк-архивист. История этого мира началась только сегодня и очень не скоро обрастет архивами. Здесь же в первую очередь нужны люди совсем иных специальностей. Вашей, к примеру.

— Думаю, что вы не правы, — возразила Марина. — Здесь в первую очередь нужны люди. Их специальности, конечно, важны, но это дело легко поправимое. Если хотите, например, могу очень быстро обучить вас профессии медицинского брата. Случись что (не дай бог, конечно), мне без помощи не справиться. Первые колонисты начнут прибывать уже через два-три дня. Вы согласны быть моим помощником?

Вопрос был задан в полушутливой форме. Нестеров негромко засмеялся, но ответил вполне серьезно:

— Почему бы нет! Прекрасная и нужная специальность… А вы?

— Что я? — не поняла она.

— Вы намерены остаться или вернетесь на Землю?

— Как это странно звучит, — проговорила она. — «Вернетесь на Землю». Никогда бы не подумала, что услышу такой вопрос всерьез. Но это действительно так… Я не знаю. Мне сейчас трудно представить, что мое будущее окажется навсегда связанным с этим местом. Нет, я просто не в состоянии загадывать более чем на неделю вперед. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Кстати, кто ваш наставник? Гонта?

— Не знаю, — удивленно сказал Нестеров. — Возможно. Никогда об этом не думал. Собственно, хотя все это время мы находились рядом, но занимались совершенно разными делами. Хотя, не скрою, я очень многому у него научился.

— Например?

Нестеров снова немного подумал.

— Ощущать себя человеком, — твердо сказал он. — Пожалуй, это главное…

Он еще что-то хотел добавить, но вдруг все его существо пронизал сильнейший приступ тревоги. Он схватил автомат и вгляделся в экраны тепловизоров. Ни одно движение не тревожило светящуюся зеленоватую поверхность.

— Что случилось? — обеспокоилась Марина.

— Не знаю… что-то не так.

Не выпуская автомата, Нестеров поднял инфракрасный бинокль и принялся внимательно вглядываться в темноту, забирая много дальше от границы охраняемого приборами пространства. Он был готов к любой неожиданности, но когда перед глазами Нестерова появилась увеличенная восьмикратными линзами оскаленная морда твари, рука его все же дрогнула.

Тварь осторожно двигалась по направлению к лагерю, изредка останавливаясь и приподнимаясь на задние лапы. Нестеров повел биноклем и увидел еще одну тварь, затем еще одну и еще…

— Тревога, — произнес он пресекающимся голосом, а потом закричал изо всех сил: — Тревога-а!

Он включил сирену. Его волнение пропало полностью, словно сметенное силой звука, заполнившего окружающее пространство. Нестеров прижал к плечу приклад автомата и четко, словно на армейских стрельбах, начал выпускать короткие очереди трассирующих пуль. На противоположном конце поселка тоже что-то происходило. Раздался звонкий взрыв сигнальной мины, в небо взметнулись ракеты, а спустя еще несколько секунд ровно и мощно заговорил «МГ» Гонты.

* * *

За последние двое суток в городе было совершено более пятидесяти квалифицированных киллерских убийств. Это количество в несколько раз перекрывало обычную статистику, но главным было то, что жертвами киллеров становились не коммерсанты, не банкиры, не представители конкурирующих друг с другом криминальных группировок и даже не просто состоятельные горожане.

Когда на пейджер пришло сообщение, Яковлев сидел за столом в своем кабинете, просматривая сводку преступлений за эти два дня. Были убиты: директор известной в городе школы с физико-математическим уклоном, застрелен неизвестными по пути на работу из проезжавшей машины без номеров. Заведующий кафедрой одного из ведущих вузов убит в своем служебном кабинете. Труп обнаружен уборщицей лишь на следующий день. Обозреватель популярной газеты убит выстрелом в голову у дверей редакции. Рядовой инженер какого-то там полумертвого НИИ погиб при взрыве личной автомашины марки «ВАЗ-2106» (этого-то за что? — изумился Яковлев, но, продолжив чтение, удивляться перестал). Библиотекарь только что возрожденной усилиями местных пенсионеров районной библиотеки в Замоскворечье…

Чего удивляться? Тут полагалось задуматься. Не было сомнений, что эти преступления как-то связаны между собой, хотя совершали их, без сомнения, разные исполнители и разными способами. В городе словно шла сдача зачета выпускниками киллерской школы.

Яковлев взглянул на пейджер и отложил сводку в сторону. Сообщение было от Арамиса.

Заместителю начальника МУРа Александру Яковлеву иметь собственную агентуру по должности было не обязательно: у руководителя такого ранга и помимо встреч с осведомителями забот хватало. Но Арамиса, получив в свое время повышение, Яковлев не передал на связь никому из оперативников. Он поступил так по трем причинам.

Во-первых, превратившись в руководителя, Яковлев не перестал быть сыщиком. Главное преимущество кабинетной работы — изрядная удаленность от риска принятия самостоятельных решений, да и вообще от физического риска Яковлева не прельщали абсолютно.

Во-вторых, Арамис был для Яковлева не просто агентом. Их отношения давно вышли за рамки схемы «опер и его осведомитель», регламентированные законодательными уложениями и ведомственными правилами. За годы сотрудничества Яковлева с Арамисом связывало так много, что в данном случае вполне уместно было бы говорить о некоей форме дружбы. Своеобразной, конечно, странной, но зачастую вполне бескорыстной для обеих сторон. Арамис не доносил, не «стучал». Он помогал своему другу. И Яковлев прикрывал Арамиса в случае непредвиденных проколов с его стороны и некоторых конфликтов с законом не из прагматического стремления сохранить ценный источник информации, а из чувства того же дружеского долга.

Ну, а третьей причиной было то, что формально агента под псевдонимом Арамис в сети милицейских осведомителей не существовало. Осуществив все положенные при вербовке формальные процедуры от согласования псевдонима до взятия с будущего агента подписки о необходимости сохранения строгой тайны, Яковлев не стал регистрировать личного дела агента, он даже не сообщил своему тогдашнему руководству о самом факте вербовки. Профессиональное предчувствие опера не позволило ему этого сделать. Яковлев убедился, насколько был прав — и произошло это весьма скоро, когда в результате серии предательств, мафией были уничтожены лучшие секретные сотрудники управления.