Горький квест. Том 1 - Александра Маринина Страница 9

Поразмыслив, я пришел к выводу, что на вечеринку или еще куда-то можно спокойно идти, если приступ был недавно. «Отмучился — и две недели гарантированно свободен», — сказал я себе. С девушками все оказалось сложнее, ведь невозможно учитывать мигрень, назначая свидание… И отказаться от свидания так же невозможно, как заявить: «Конечно, ты мне очень нравишься, и я с удовольствием проведу с тобой время, только нужно недельку подождать, у меня скоро должен случиться приступ мигрени, я его переживу, а потом мы сможем встречаться беспрепятственно целых две недели, а то и две с половиной…» Ну можно ли представить подобное, когда тебе 17 лет?

Я сильно рисковал. Какое-то время судьба и болезнь берегли и щадили меня, и хотя интервалы между приступами перестали быть предсказуемыми, то увеличиваясь до двух-трех месяцев, то сокращаясь до недели и полностью лишая меня возможности планировать что бы то ни было, я ни разу не «попался» и не осрамился ни перед своей очередной дамой сердца, ни перед преподавателями колледжа, а затем и университета. Да и приступы стали сами по себе не такими мучительными и долгими с того момента, как я принялся интенсивно заниматься собственной личной жизнью. Все чаще обходилось без «позорных» явлений в виде рвоты и поноса, а головную боль, даже и очень сильную, я научился терпеть и скрывать, потихоньку принимая обезболивающие таблетки. Таблетки, правда, почти не помогали, ну если только совсем чуть-чуть. И еще я заметил, что приступы случались после каждого посещения кинотеатра: яркие краски, громкие звуки и большое скопление людей оказывались для меня провоцирующими факторами. Так что большой кинематограф пришлось для себя закрыть и довольствоваться подробными пересказами фильмов из уст тех, кто их посмотрел.

Одним словом, когда мне исполнилось 24 года и я, недавний выпускник университета, нашел после долгих поисков свою первую работу — перевод с французского таможенной декларации на декорации и оборудование, которые вез через океан приглашенный на гастроли по США парижский театр, я несколько расслабился и начал подумывать о серьезных отношениях с перспективой создания семьи. Надо сказать, родители мои устремления поддерживали лишь частично. Намерение жениться их вполне устраивало, хотя они и полагали, что мне об этом думать еще рановато. Намерение же посвятить всю жизнь работе с иностранными языками им не нравилось: семья наша была более чем состоятельной, и отец полагал, что я непременно войду в его бизнес, а изучение языков — это так, баловство, которое, конечно же, окажется весьма полезным при переговорах с иностранными партнерами. Я хитрил и выкручивался, уверяя отца, что он сам еще достаточно молод и будет прекрасно руководить своим бизнесом как минимум лет пятнадцать-двадцать, а то и дольше, я же за это время поднаторею в языках, в деловой лексике и переписке и потихоньку освою основы экономики, а когда придет время — займу его кресло. На самом деле я не испытывал ни малейшего интереса к «делу» и не чувствовал у себя никаких способностей к занятию бизнесом, более того, был уверен, что под моим руководством все развалится в мгновение ока, бизнес отца, принятый им от деда, прогорит, и я стану банкротом. Я пытался переключить внимание родителей на мою младшую сестренку и вселить в них надежду на то, что уж она-то наверняка выйдет замуж за парня с крепкой деловой хваткой, которому можно будет со спокойной душой передать дело…

Всё случилось неожиданно. Пожар в кинотеатре во время премьеры нового фильма, на которую собралась вся городская элита, унес жизни 38 человек, среди которых оказались и мои родители, и сестра. Меня по понятным причинам с ними не было, я оставался дома.

Спустя год мы закончили решать все юридические вопросы. Из наследника хорошо поставленного бизнеса я превратился в вольного переводчика с весьма солидным банковским счетом. Шок от одновременной потери близких был настолько сильным, что я не сразу сообразил: приступы мигрени снова стали тяжелыми, даже более тяжелыми, чем прежде. На душе было так черно, что на физические страдания я в тот период внимания не обратил. Опомнился только спустя какое-то время, когда собрался сделать предложение прелестной молодой женщине, с которой встречался уже несколько месяцев. В течение этих месяцев мигрень отчего-то не настигла меня ни разу, я был влюблен, окрылен и совсем забыл об опасности. Предложение-то я сделал, и оно было принято с благосклонной и ласковой улыбкой. Мы решили устроить вечеринку и объявить о помолвке. Избранница моя жила с очень строгими родителями, посему наша близость хоть и имела место, но была лишь эпизодической и весьма краткой и неполной: секс в машине казался ей грязным и унизительным, а оставаться на ночь у меня дома она почитала неприличным. Родители ее смягчились, узнав, что готовится помолвка, и разрешили любимой единственной дочери провести в моем (и нашем будущем) доме два дня: нужно было позаботиться об угощении для компании человек на тридцать, да и дом с лужайкой хотелось украсить и принарядить. Так и получилось, что первая полноценная наша ночь должна была состояться накануне торжественного мероприятия, такого важного для любой девушки из традиционной американской семьи.

Должна была.

Но не состоялась. Вернее, она началась, как положено, но, когда наступил ответственный момент, я уловил предательское сверкание сначала слева, потом справа. Поле зрения сузилось, перед глазами замелькало нечто похожее на серую тряпку. «Ничего, — малодушно утешал я себя, — может быть, все обойдется только головной болью, и мне удастся ее скрыть и не опозориться перед невестой».

Надеялся я напрасно. Все обернулось просто ужасно и закончилось скандалом. Мало того, что я не смог выполнить супружеский, вернее, в данном случае — жениховский долг, мало того, что я вынужден был оставить свою невесту одну в спальне и провести остаток ночи в бывшей комнате сестры, мало того, что я, скрывая мучительную боль и слабость, попытался с утра выйти и помочь на кухне, но через минуту, оглушенный видом и запахами продуктов, помчался в туалет и после этого снова закрылся в комнате с задернутыми шторами и затворенными ставнями… Мало всего этого. Самое страшное в данной ситуации оказалось в том, что я не смог принять участия в вечеринке. Не вышел к гостям. Не улыбался, обнимая свою суженую за талию и принимая поздравления, не пил шампанское, не надевал на девичий палец кольцо и никак и ничем не подтвердил своего наличия в жизни вообще и в жизни девушки в частности. А ведь это был ее праздник! Потому что почти все, за небольшими исключениями, приглашенные были ее друзьями, а не моими. Моих друзей было только двое, и оба знали и об особенностях моей мигрени, и о моем категорическом нежелании ее афишировать. Но я не смог выйти к гостям: даже доносившихся с первого этажа и с лужайки приглушенных звуков музыки и голосов было достаточно, чтобы наряду с пульсирующей болью, наполнившей половину черепа раскаленным чугуном, в висках ломило и стучало так, словно мозг сверлили дрелью. Я лежал, накрыв голову подушкой, и тихо стонал, пытаясь справиться с тошнотой.

Праздник был испорчен, помолвка не состоялась, гости в недоумении разошлись, предприняв довольно вялую попытку сделать вид, что ничего особенного не произошло, и повеселиться. Резкий неприятный (впрочем, в подобные моменты никакие звуки не казались мне приятными) женский голос визгливо хохотал на крыльце, и я улавливал отдельные фразы, дескать, даже смешно обсуждать… какая уж такая головная боль может помешать помолвке… у всех людей голова болит, но никто не заморачивается… наверняка жених в последний момент испугался и решил таким вот примитивным способом увильнуть от выполнения обещания… а может быть, и жениха-то никакого не было вовсе…