Несчастный случай - Лиза Гарднер Страница 9

В своей семье Элизабет стала первой, кто получил развод, первой матерью-одиночкой. Ее матери это не понравилось, она призывала дочь потерпеть, но Элизабет снова проявила упорство. Следовало думать о дочерях, Аманда и Кимберли нуждались в стабильности и покое, а о каком покое можно говорить, если их отца выдергивают с футбольного матча, чтобы посмотреть на свежий труп! Особенно страдала из-за этого Аманда. Девочка никак не могла понять, почему она видит папочку только тогда, когда у маньяков заканчивается рабочий день.

Элизабет поступила правильно. В интересах детей. В последнее время она говорила себе это все чаще и чаще. Она заботилась о детях.

Даже когда согласилась отключить аппарат? В свои сорок семь Элизабет была красивой женщиной.

Ухоженной, утонченной и одинокой.

В этот понедельник она шла по Саут-стрит, стараясь не обращать внимания на веселых, смеющихся прохожих, разглядывающих витрины заведений, представляющих собой причудливую смесь модных бутиков и секс-шопов. Элизабет прошла мимо трех разукрашенных татуировками подростков, обогнула длинный черный лимузин. На улице было много конных экипажей, так что к привычным для Саут-стрит ароматам человеческого пота и пережаренной пищи добавлялся отчетливый запах навоза.

Стойко игнорируя запах, Бетти намеренно избегала взглядов земляков-филадельфийцев. Ей хотелось поскорее вернуться в свой городской дом на Сосайети-Хилл и укрыться в уютной раковине со стенами цвета небеленого полотна и обтянутыми шелком диванчиками. Впереди еще один одинокий вечер с кабельным каналом. Вечер, когда стараешься не смотреть на телефон. Вечер, когда отчаянно ждешь, чтобы он зазвонил.

Она столкнулась с ним совершенно неожиданно. Мужчина вышел из гастронома как раз тогда, когда Бетти проходила мимо, и толкнул ее в плечо. Она и опомниться не успела, как полетела на тротуар.

Мужчина схватил ее за руку прежде, чем Бетти оказалась на асфальте рядом с кучей конского навоза.

— Простите. Пожалуйста, простите. Какой же я неловкий. Вот так. Вот вы и на ногах. Ничего страшного. Вы не ушиблись? Я бы себе не простил, если бы что-то случилось.

Еще не придя в себя, Элизабет покачала головой. Она уже начала что-то говорить, какие-то ничего не значащие слова вроде «все в порядке», когда по-настоящему увидела того, с кем столкнулась, и слова замерли в горле. Лицо… Выразительные европейские черты, живые голубые глаза, темные волосы, щедро посеребренные на висках. Немолодой, сорок с лишним или за пятьдесят. Не бедный. Отличная льняная рубашка с расстегнутым воротником, высокая шея, вьющиеся волоски на груди. Хорошо пошитые светло-коричневые слаксы, ремень от Гуччи, мокасины от Армани. Незнакомец выглядел… Он выглядел роскошно.

Только тогда Элизабет заметила, что он все еще держит ее за руку. И смущенно заговорила:

— Я не смотрела… задумалась… ушла в свой мирок… сама виновата. Вы здесь ни при чем, так что не извиняйтесь.

— Элизабет! Элизабет Куинси.

— Что?

Бетти еще раз посмотрела на него, чувствуя непонятное волнение, которое мешало ей быть самой собой. Незнакомец был высок, очень высок, широкоплеч, красив. Но она совсем его не знала. Абсолютно.

— Извините, — тут же сказал он. — Ну вот, опять. Всегда у меня все невпопад. Я знаю вас, но вы не знаете меня.

— Я действительно вас не знаю, — честно призналась Бетти. Ее взгляд упал на руку мужчины, которая все еще лежала на ее локте. Незнакомец с опозданием отпустил ее и, как ни удивительно, покраснел.

— Как неловко, — запинаясь произнес он, явно смущенный и расстроенный, что только добавляло ему обаяния. — Даже не знаю, что сказать. Наверное, мне не стоило произносить ваше имя, говорить, что я вас знаю. Но как говорится, кто сказал «А»… Понимаете, я уже видел вас раньше. Мне вас показали. Это было в прошлом месяце. В Виргинии. В больнице.

Ей не понадобилось много времени, чтобы сопоставить факты. И когда Бетти это сделала… Она как будто застыла. Напряглась. Побледнела. Сомкнула руки на талии, словно защищаясь. Если он был в больнице, если ему на нее указали… Бетти уже знала, что все это означает, и внутри у нее похолодело. Она закрыла глаза. Натужно сглотнула. И выговорила:

— Может… может, вы назовете свое имя?

— Тристан. Тристан Шендлинг.

— И откуда же вы меня знаете, мистер Шендлинг?

Ответ был тот, которого она и боялась. Мужчина не произнес ни слова. Просто вытащил край рубашки из-под пояса слаксов и повернулся к ней правым боком.

Шрам был небольшой, всего несколько дюймов. Еще не заживший полностью, воспаленный, красный, почти свежий. Месяц-другой, опухоль спадет, и от него почти ничего не останется. Только белая полоска на подтянутом мускулистом теле.

Не понимая, что делает, Бетти протянула дрожащую руку и прикоснулась к послеоперационному рубцу.

Она резко вздохнула и опомнилась. Моргнула. И только тогда сообразила, что все еще держит руку на животе незнакомого мужчины, что тот стоит, вытащив из брюк рубашку, а вокруг уже собираются люди.

И еще Бетти поняла, что плачет. Она не заметила, как это случилось, но сейчас на щеках у нее были слезы.

— Ваша дочь спасла мне жизнь, — тихо произнес Тристан Шендлинг.

Элизабет Куинси не выдержала. Она обхватила его за талию. Она прижалась к тому, кто жил с почкой ее дочери Мэнди. Она обнимала его так крепко, как когда-то обнимала своего ребенка, так крепко, как будто встреча с ним могла вернуть ей Мэнди. Так не должно быть. Нельзя, чтобы мать хоронила свое дитя. Она отключила дочь от аппарата. О Боже, Боже! Она дала разрешение, и у нее забрали дочь…

Тристан Шендлинг обнял женщину. Стоя посреди заполненной людьми Саут-стрит, он погладил ее по плечу, сначала неловко, потом более уверенно. Он дал ей выплакаться. И только повторял:

— Ш-ш-ш… ш-ш-ш, все хорошо. Теперь я здесь, Бетти. Я позабочусь о вас. Обещаю.