Синяя Борода - Амели Нотомб Страница 9

Они принялись за еду. Коринне никак не удавалось разделать омара. Подруга ей помогла. Когда они отделяли клешню, струя сока брызнула прямо в глаз дону Элемирио. Сатурнина расхохоталась.

— Извините меня, умоляю! — воскликнула Коринна, вся дрожа.

— Все в порядке, — добродушно отозвался хозяин. — Вы давно дружите?

— С атенеума, — ответила Коринна.

— Что, простите?

— Атенеум, — вмешалась Сатурнина, — это средняя школа в Бельгии.

— Какое дивное слово! Стало быть, вы обе учились под эгидой Афины.

— В самом деле, — кивнула Сатурнина. — Афина — богиня мудрости. Держитесь начеку, дон Элемирио.

— Чем вы занимаетесь? — спросил хозяин Коринну.

— Работаю в «Евро-Диснейленде».

— О чем идет речь?

— Это парк аттракционов. Я выстраиваю очереди во Дворец ужасов.

— Что за странная судьба привела ученицу Афины во Дворец ужасов?

— Сначала я работала в парке Валиби, в Бельгии. Потом подвернулось место в «Евро-Диснейленде». Там лучше платят.

— Вам нравится ваша работа?

— Нет.

— Почему же тогда вы ею занимаетесь?

— Это лучше, чем служить кассиршей в супермаркете «Карфур».

Дон Элемирио посмотрел на двух молодых женщин, словно недоумевая, что у них может быть общего. Сатурнина возненавидела его в эту минуту. Коринна, ощутив ее неловкость, сказала:

— В двенадцать лет Сатурнина уже была первой, а я последней в классе.

— Я тоже был последним в классе.

— Да, но вы-то могли себе это позволить, — заметила Коринна.

Сатурнина рассмеялась.

— Простите, — сконфузилась Коринна. — Я сказала что-то невежливое?

— Нет, ты просто сказала правду.

Не в силах проглотить ком в горле, гостья перестала есть.

— Можно мне закурить? — спросила она.

— Пожалуйста, — разрешил хозяин.

Коринна достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Сатурнина и дон Элемирио тоже взяли по сигарете. Все трое курили молча, глядя на сотрапезников. Это были на диво приятные минуты.

Когда Сатурнина прощалась с подругой, та сказала ей:

— Как ты с ним разговариваешь!

— Как он того заслуживает. Разве нет?

— Да. Знаешь, он вообще-то славный.

— Ты находишь?

— Ты в него не влюбишься?

— С ума сошла?

Они обнялись. Коринна села в «бентли», и машина укатила.

— Мне очень понравилась ваша подруга, — сказал дон Элемирио Сатурнине на следующий вечер.

— Слова хлеба не просят.

— Опять бельгийское выражение?

— Нет. Этому выражению я научилась во Франции. Это значит, что вы запросто можете хвалить Коринну: вам это ничем не грозит и ни к чему вас не обязывает.

Испанец проигнорировал грубость.

— Она может приезжать когда захочет, — сказал он.

— Я на это рассчитываю.

— Я вам не нравлюсь, не так ли?

— От вас ничего не скроешь.

— Почему?

— Я представляю себе доктора Петио, [7]задающего такой же вопрос очередной женщине.

— Сегодня воскресенье. Я не видел вас утром на мессе.

— Я не верю в Бога.

— Как это возможно?

— А вы бы верили в Бога, если бы так не нуждались в Его прощении?

— Я верил всегда.

— Это ваше воспитание.

— Нет, это от природы.

— Почему же это не помешало вам… открыть дверь темной комнаты?

— Какая связь?

— Почему вы не защитили этих женщин от них самих? Католичество — это ведь религия любви, не так ли?

— Любовь — это вопрос веры. Вера — вопрос риска. Я не мог устранить этот риск. То же самое сделал Бог в Эдеме. Из любви к своему созданию он не устранил риск.

— Довольно странная логика.

— Нет. Высшее доказательство уважения. Любовь предполагает уважение.

— То есть вы считаете себя Богом?

— Любить — значит быть Богом и принимать Бога в себе.

— Вам место в дурдоме.

— А что для вас любовь?

— Я не знаю.

— Вот видите, вы критикуете, а сами не можете ничего предложить.

— Так, на мой взгляд, лучше.

— Вы никогда не любили?

— Пожалуй, нет.

— Вот увидите, когда это с вами случится, вы сами себя не узнаете.

— Возможно. Но такой, как вы, я не буду.

— Как вы можете это утверждать?

— Я знала людей, которые любили. Не все они были чудовищами.

— Вы полюбите меня.

— Как вы можете быть столь самоуверенны?

— Любить — значит быть Богом и принимать Бога в себе.

— Будь это правдой, все любящие были бы любимы в ответ.

— Нет. Бог не всегда любим. Но вы… вы слишком прекрасны, чтобы не любить Бога.

— Согласимся с вашей логикой. Если бы я вас любила, я тоже была бы Богом и принимала бы Бога в себе. А если бы я была Богом, то отправила бы вас в ад, в который я не верю, но верите вы.

— Нет, если бы вы были Богом, то сжалились бы надо мной.

— А вы сжалились над этими несчастными женщинами?

— Конечно.

— Иезуит!

— Иезуиты мне нравятся, хоть я и предпочитаю суд святой инквизиции.

— Я могла бы посмеяться над вашими мнениями, если бы не знала их пагубных последствий.

— Что вы думаете о чрезмерном любопытстве?

— Понимаю, куда вы клоните.

— Ответьте же.

Вздохнув, Сатурнина проговорила:

— Терпеть не могу чрезмерного любопытства. Это гнусно.

— Вот видите!

— И все-таки есть нечто хуже любопытства. Есть люди, считающие себя вправе карать любопытных. Вашей казуистикой вы меня не переубедите. Я не знаю ничего хуже вашего самодовольства.